Анубис
Шрифт:
На долю секунды в мозгу Могенса проблеснуло до сих пор подавляемое воспоминание. Луч фонаря в руках Тома выхватил из тьмы врата, но обе резные черные створки стояли открытыми, а за ними… Эта картина ускользнула из памяти, но оставила жуткое чувство, что он видел то, что находилось позади. Подсознание, которое было сильнее, чем его воля, не желало, чтобы картина всплыла.
— Что мы можем сделать для мисс Пройслер? — спросил он.
Грейвс невозмутимо попыхивал своей сигаретой, чад перед его лицом стал таким плотным, что Могенс его больше угадывал, чем на самом деле
— Что ты хочешь для нее сделать, мой друг? — усмехнулся Грейвс. — Разве что помолиться. Давай, не стесняйся!
Могенсу было нелегко сдержаться, но каким-то чудом ему это удалось. С холодным спокойствием, которое удивило и его самого, он ответил:
— Мы не можем сидеть сложа руки. Погиб человек.
— И что? — Грейвс был само спокойствие.
— Надо что-то предпринять. Ты сообщил шерифу Уилсону?
Полнейшее недоумение на лице Грейвса выглядело вполне натурально.
— Шерифу Уилсону? — тупо переспросил он.
— Разумеется. Бедная женщина мертва, Грейвс! В таких случаях принято ставить в известность полицию, разве нет?
— Возможно, — ответил Грейвс, его глаза сузились до щелочек. — И я непременно сделаю это завтра.
— Завтра? Что значит завтра?
— Когда все кончится, — спокойно ответил Грейвс. — Как только мы…
— Мы не можем так долго ждать! — перебил его Могенс. — Давно надо было известить шерифа! Я был уверен, что Том сделал это еще прошлой ночью!
Грейвс смерил его долгим взглядом, полным презрения.
— Я начинаю сомневаться в твоем душевном здоровье, старина, — отчеканил он. — Ты вообще соображаешь, о чем говоришь?
— Мисс Пройслер умерла! — вышел из себя Могенс.
Грейвс кивнул, а сказал тем не менее:
— Ну, этого мы еще не знаем. Я допускаю, что вероятность увидеть ее живой или невредимой не особенно велика. И все же пока все это наши предположения. Хотя, может быть, стоит пожелать несчастной мисс Пройслер лучше умереть. И тем не менее пока что предположение о ее смерти остается чистой воды догадкой. А ради догадки мы не можем ставить на кон результат многолетней работы!
Могенс хотел возразить, но Грейвс остановил его жестом и выпустил ему в лицо клуб дыма — прямо рассерженный дракон.
— Ты хотя бы представляешь себе, что будет, если мы сейчас пойдем к Уилсону? Не позже чем через час здесь кишмя закишат полицейские, а еще часом позже будет не продохнуть от репортеров и зевак! Не говоря уж о наших драгоценных коллегах по соседству! Они здесь все перероют, камня на камне не оставят. Я не позволю уничтожить работу целого десятилетия только…
— …потому, что человек лишился жизни? — закончил за него Могенс.
— …потому, что ты не можешь подождать один день! — злобно выдохнул Грейвс. — В чем дело, Могенс? Не так уж много я и прошу! И ничего аморального! Один-единственный день, вот все, что мне надо! Завтра утром, ради Бога, поезжай в Сан-Франциско, встречайся с кем хочешь, труби во всех газетах, мне все равно. Можешь даже все заслуги приписать себе, мне плевать! Но если сегодня кто-нибудь узнает о том, что мы нашли там, внизу, то все пойдет псу под хвост, а этого я не допущу!
— Ты все
— Нет, — рявкнул Грейвс, — не безразлична! Но ее смерть — не наша вина. Ни твоя, ни моя. Это был несчастный случай, роковое стечение обстоятельств. А если мы сейчас изничтожим все, ради чего я так долго работал — ради чего мы оба работали и дорого за это заплатили, Могенс! — то ее смерть будет не только ужасной, но и бессмысленной. Ты этого хочешь?
Могенс удивлялся себе, что до сих пор попросту не развернулся и не ушел. Было совершенно бесполезно продолжать этот разговор. Грейвс не мог взять в толк, о чем он говорит, а он не понимал Грейвса, будто их вдруг поразило вавилонское столпотворение и слова потеряли всякий смысл. Еще недавно Могенс спрашивал себя, не сходит ли он с ума, теперь же задавался вопросом, не тронулся ли Грейвс. Он был сумасшедшим. Возможно, даже опасным сумасшедшим.
— Мне жаль, — сказал Могенс негромко, но твердым решительным тоном, — только спускаться туда я больше не намерен. Ни сегодня, ни завтра, ни когда-либо еще. Я сейчас же собираю вещи и скажу Тому, чтобы отвез меня в город. А шерифу Уилсону сообщу, что здесь случилось.
— Боюсь, у Тома не будет времени, — холодно ответил Грейвс.
— Значит, пойду пешком.
Грейвс злобно рассмеялся:
— В твоем-то состоянии? Не смеши меня!
Могенс с наигранным равнодушием пожал плечами.
— Может быть, на твое счастье по дороге я рухну без сил, — сказал он без улыбки, ни на секунду не выпуская из поля зрения прищуренных глаз, спрятавшихся за вяло расползающимися облаками дыма. — Но я пойду. Сейчас же. Давно надо было это сделать. Может быть, тогда и мисс Пройслер была бы жива.
— Может быть, тебе вообще не стоило сюда приезжать! — фыркнул Грейвс.
— Это ты меня вызвал, — напомнил Могенс.
Грейвс презрительно скривил губы:
— Даже и я время от времени делаю ошибки.
Могенс воздержался от ответа. Неважно, что он скажет или сделает, результат будет один: дело дойдет до драки. Возможно, и в буквальном смысле. За все время их знакомства Могенс ни разу не задавался этой мыслью — да и зачем? — а сейчас ему вдруг пришло в голову, что Джонатан Грейвс превосходил его и физической силой: на голову выше, много шире в плечах, по меньшей мере, на фунт тяжеловеснее. Еще в студенческие годы он получил лестное предложение вступить в университетскую футбольную команду, что давало немало преимуществ. Однако Грейвс, который никогда не увлекался спортом, и не подумал принять его, он даже не удосужился ответить. Годы, пролетевшие с тех пор, не пошли на пользу его физической форме, и тем не менее он и теперь был много сильнее Могенса. А даже если бы и не так — от него исходила готовность применить насилие, как дурной запах. Это было чем-то новым, даже в отношении Грейвса, и Могенс содрогнулся. Могенс на полном серьезе задумался, не станет ли Грейвс удерживать его силой, если он будет настаивать на том, чтобы покинуть лагерь, и сам испугался этой мысли до того, что постарался поскорее прогнать ее.