Анвар и большая страна
Шрифт:
Ваня говорил:
— Ешьте, лошади. Вы ешьте и хорошо работайте. Тогда ваш хозяин будет вас жалеть. А если меня больше не будет, вы меня помните, я вас очень жалел, а тебя, тёмный конь, я жалел лучше всех.
То,
Вот что произошло.
Тёмный конь съел хлеб и встал под окном боком, словно приглашал мальчика к себе на спину. Он стоял долго, терпеливо, поворачивал к Ване голову.
Ваня колебался, потом заправил длинную рубаху в трусы и с подоконника сел на коня, обхватил его высокую шею маленькими руками.
Конь тихо отпрянул от окошка, поворотился к дому спиной и пошёл через поляну в дубовую рощу.
Другие кони стояли неподвижно и смотрели им вслед.
Старый музыкант оделся и вышел на улицу.
Он прошёл мимо лошадей по низкой августовской траве, вброд по лунному половодью, под чешуйчатыми куполами дубов, где каждая пластина была кованой, старозаветной. Прошёл над старицей, аккуратно засыпанной серебряной мелочью ряски, с тёмными глубокомысленными окнами, в которых стояла чистая, как лицо спящего ребёнка,
Луна, как большая настольная лампа, ласково осветила ему воду, блестящие иглы невысокой сосны, приблизила небо. Было видно, что небо — воздух. Воздух, воздух, воздух, пронизанный лучами, колышимый ветром, холодный, ясный, ледяной где-то там, у самой луны.
— Не догнать, — сказал тихо и внятно старый музыкант.
И он услышал, как затрепетала, загудела земля, как с посвистом прокатилась за лесами тугая волна воздуха.
— Поезд, — сказал музыкант вслух.
Он вернулся к дому, сел на крыльцо, положил голову на холодную росистую ступеньку. Потянул воздух в себя, уловил запах давно оструганного, хорошо просушенного, богатого теплом дерева и заснул.
Проснулся он вдруг, вздрогнув. Было светло, а у крыльца стоял тёмный конь. На его спине, припав к упругой нервной шее, спал Ваня.
Старый музыкант подошёл к лошади, снял мальчика и унёс домой. Когда он опять ложился в постель, потому что вставать было ещё рано, то услышал, как за стеной негромко и грустно заржал, видимо, тот тёмный конь.