Анж Питу (др. перевод)
Шрифт:
– Да, вы. Я ведь все правильно понимаю, не так ли? Вы – другое дело, вы любите Францию исключительно ради нее самой.
– Ваше величество, – поклонившись, отвечал Жильбер, – я проявил бы неуважение к вам, если бы не был откровенен.
– Какое ужасное время! – вскричала королева. – Люди, считающие себя порядочными, разделяют два понятия, которые всегда должны идти вместе – Францию и короля. Разве один из ваших поэтов не написал трагедию, где у королевы, которая лишилась всего, спрашивают: «Что же у вас осталось?» И она отвечает: «У меня, как у Медеи,
184
Имеется в виду реплика Медеи (1,5) из одноименной трагедии (1635) Пьера Корнеля.
И королева в гневе вышла из гостиной, оставив Жильбера в крайнем изумлении.
Эта вспышка приоткрыла перед ним уголок завесы, за которой зрела контрреволюция.
«Понятно, – входя к королю, подумал Жильбер, – королева что-то замышляет».
«Что ж, – подумала королева, возвращаясь к себе, – с этим человеком решительно ничего нельзя поделать. У него есть сила, но нет преданности».
Бедные монархи, для которых слово «преданность» – синоним слова «раболепство»!
XVI. Что замышляла королева
Повидавшись с королем, который был настолько же спокоен, насколько взволнована королева, Жильбер вернулся к г-ну Неккеру. Король рассуждал, строил планы, размышлял о законодательной реформе. Этот добрый человек с мягким взглядом и прямой душой, сердце у которого было изъедено предрассудками, проистекавшими из его королевского положения, упорно боролся с пустяками вместо того, чтобы заниматься серьезными делами, возникавшими перед ним. Он упорно пытался заглянуть своими близорукими глазами за горизонт и не замечал, что у ног его зияет пучина. Этот человек внушал Жильберу глубокую жалость.
Королева же была иной, и при всей своей невозмутимости Жильбер чувствовал, что она относится к тем женщинам, которых надо страстно любить или смертельно ненавидеть.
Вернувшись к себе, Мария Антуанетта почувствовала, что на сердце ей навалилась огромная тяжесть.
И действительно, ни как у королевы, ни как у женщины у нее не было рядом какой-нибудь опоры, на которую она могла бы переложить хоть часть гнетущей ее ноши.
К кому бы она ни обращала взор, везде ей чудились неуверенность и колебания.
Придворные беспокоились за свои состояния и обращали их в деньги.
Родственники и друзья думали о том, чтобы покинуть страну.
Преданнейшая из фрейлин Андреа постепенно отдалялась от нее душой и телом.
Самый благородный и любимый из мужчин – Шарни – был оскорблен ее капризом и пребывал в сомнениях.
Такое положение беспокоило эту тонко чувствующую и прозорливую женщину.
Почему этот безукоризненный человек с чистейшим сердцем вдруг так резко изменился?
«Нет, он не изменился, – вздохнув, подумала королева, – но скоро изменится».
Изменится! Мысль, страшная для женщины,
А королева любила Шарни и страстно, и гордо.
Оттого она и страдала вдвое сильнее.
А между тем сейчас, когда она поняла, какое зло совершила и в чем была не права, было еще не поздно все исправить.
Но у этой коронованной женщины ум был, увы, не гибок. Она не могла найти в себе силы признать собственную неправоту. Быть может, будь то человек, который ей безразличен, она выказала бы, вернее, соизволила бы выказать величие души и попросила бы прощения.
Но тому, кого она почтила столь живой и чистой страстью, кому благоволила поверять свои самые тайные мысли, она не могла уступить даже в малости.
Несчастье королев, снисходящих до любви к подданному, состоит в том, что они любят всегда, как королевы, и никогда, как женщины.
Эта королева ставила себя настолько высоко, что полагала: за ее любовь нельзя отплатить ничем человеческим, ни кровью, ни слезами.
Едва почувствовав ревность к Андреа, она начала терять душевную твердость.
Отсюда – чувство неудовлетворенности собою, капризы.
Из-за капризов – гнев.
А из-за гнева – дурные мысли, повлекшие за собою и дурные поступки.
Шарни не отдавал себе отчет во всем этом, но, будучи мужчиной, понял, что Мария Антуанетта ревнует его к жене, притом несправедливо.
К жене, которая ни разу не взглянула на него.
Ничто так не возмущает человека прямого и неспособного на предательство, как мысль о том, что его считают на это способным.
Ничто так не привлекает внимания человека, как ревность, которой его удостоили.
Особенно если эта ревность не имеет под собой никаких оснований.
И тогда тот, кого подозревают, начинает размышлять.
Он начинает вглядываться то в сердце ревнивицы, то в нее самое.
И чем величественнее душа человека, который ревнует, тем большей опасности он себя подвергает.
В самом деле, разве можно предположить, что человек большого сердца, возвышенного ума, который по праву гордится собою, может беспокоиться без причин или из-за пустяков?
Из-за чего ревновать красивой женщине? Из-за чего ревновать могущественной женщине? Из-за чего ревновать умной женщине? Разве можно предположить, что она беспокоится без причин или из-за пустяков?
Человек, обуянный ревностью, – все равно что охотник: он выискивает в сопернике достоинства, мимо которых обычный человек равнодушно прошел бы мимо.
Шарни знал, что Андреа де Таверней – старинная подруга королевы, к которой та всегда хорошо относилась и предпочитала другим. Почему же Мария Антуанетта ее разлюбила? Почему Мария Антуанетта ревнует к ней?
Значит, она нашла в ней какую-то таинственную красоту, которой Шарни не замечал – должно быть, потому, что не искал?
Значит, она почувствовала, что Шарни, глядя на эту женщину, видит в ней что-то такое, чего та сама не замечает?