Анж Питу
Шрифт:
Королева поняла немой упрек Жильбера и залилась краской.
Она почувствовала свою ошибку и мысленно сослалась на чувство гордости и неуступчивость, надеясь, что Жильбер поймет ее без слов. Тем временем г-н де Бово отправился к солдатам Национальной гвардии выполнять поручение короля.
Вооруженная толпа, допущенная по приказу короля во дворец, разразилась криками радости и одобрения.
Бесчисленные приветственные возгласы и пожелания взвились к небу; сплетаясь, смешиваясь, они рождали ровный гул, достигавший слуха королевской четы и успокаивавший
– Ваше величество, – спросил г-н де Бово, – каков будет приказ свите?
– А как там спор Национальной гвардии с моими офицерами?
– О, ваше величество, рассеялся, угас, славные ребята так счастливы, что говорят теперь: «Мы пойдем туда, куда скажут. Король наш общий, куда он – туда и мы».
Король посмотрел на Марию-Антуанетту, та скривила нижнюю губу в презрительной улыбке.
– Передайте солдатам Национальной гвардии, – сказал Людовик XVI, – пусть размещаются где угодно.
– Ваше величество, – вмешалась Мария-Антуанетта, – не забудьте, что неотъемлемое право ваших телохранителей – находиться у королевской кареты.
Видя нерешительность короля, офицеры личной охраны поспешили поддержать королеву.
– Все это, конечно, так, – проговорил король. – Ну да ладно, посмотрим.
Господин де Бово и г-н де Вильруа ушли. В Версале пробило десять часов.
– В путь, – сказал король, – дела оставлю на завтра. Негоже заставлять этих славных людей ждать.
Мария-Антуанетта, раскрыв объятия, подошла попрощаться с королем. Дети с плачем повисли на шее у отца. Растроганный Людовик XVI мягко пытался высвободиться из их объятий: он с трудом скрывал волнение.
Королева останавливала всех офицеров, хватая одного за рукав, другого за шпагу.
– Господа! Господа! – говорила она.
Это красноречивое восклицание вверяло им судьбу короля, который только что спустился вниз.
В ответ все прикладывали руку к сердцу, потом к шпаге.
Королева благодарно улыбалась.
Жильбер выходил одним из последних.
– Сударь, – сказала ему королева, – это вы посоветовали королю ехать; это вы уговорили его, несмотря на мои мольбы; подумайте, сударь, какую вы взяли на себя ответственность перед супругой и матерью!
– Я знаю, ваше величество, – спокойно ответил Жильбер.
– И вы вернете мне короля целым и невредимым, сударь? – торжественно спросила королева.
– Да, ваше величество.
– Вы отвечаете за него головой! Жильбер поклонился.
– Помните! Головой! – повторила Мария-Антуанетта с угрозой и беспощадностью самовластной правительницы.
– Да-да, головой, – сказал доктор с поклоном, – да, ваше величество, и грош цена была бы этому залогу, если бы я полагал, что король в опасности, но я убежден, что нынче я веду его величество к победе.
– Я хочу получать вести каждый час, – добавила королева.
– Вы будете их получать, клянусь.
– Теперь идите, сударь, я слышу барабанный бой; король отправляется в путь.
Жильбер поклонился и, спустившись
Его посадили в карету г-на де Бово, церемониймейстера, – покуда он не проявил себя, его не желали сажать ни в одну из королевских карет.
Жильбер улыбнулся, оказавшись в одиночестве в этой украшенной гербом карете и видя, как г-н де Бово гарцует возле дверцы королевской кареты.
Затем он подумал, как это забавно, что он едет вот так запросто в карете с гербом.
Он еще терзался сомнениями, когда услышал, о чем говорят солдаты Национальной гвардии, обступившие карету; с любопытством заглядывая в окошко, они шептали:
– Ах, вон там – князь де Бово!
– Да нет, – отвечал другой голос, – ты ошибаешься.
– Это князь, – видишь, на карете герб.
– Герб, герб… Говорю тебе, это еще ничего не значит. Черт побери! Подумаешь, герб, ну и что?
– Как что! Раз на карете герб господина де Бово, значит в ней господин де Бово.
– Господин де Бово патриот? – спросил женский голос.
– Гм! – произнес солдат Национальной гвардии. Жильбер снова улыбнулся.
– Да я же толкую тебе, – возразил первый спорщик, – что это не князь; князь толстый, а этот худой; князь в мундире командира охраны, а этот в черном сюртуке, это управляющий.
Недовольный ропот достиг ушей Жильбера, приниженного этим не очень лестным званием.
– Ну нет! – вскричал грубый голос, заставивший Жильбера вздрогнуть, голос человека, который локтями и кулаками прокладывал себе дорогу к карете. – Нет, это и не господин Бово и не управляющий, это храбрый и прославленный патриот, можно сказать, самый прославленный из всех патриотов. Ну, господин Жильбер, какого черта вы делаете в княжеской карете?
– Смотри-ка, да это никак папаша Бийо, – воскликнул доктор.
– Тысяча чертей! Уж я постарался не упустить случай, – ответил фермер.
– А Питу? – спросил Жильбер.
– О, он тут, поблизости. Эй, Питу! Скорей сюда! В ответ на это приглашение Питу, энергично работая плечами, протиснулся прямо к Бийо и с восхищением подошел поприветствовать Жильбера.
– Добрый день, господин Жильбер, – сказал он.
– Добрый день, Питу, добрый день, друг мой.
– Жильбер! Жильбер! Кто это? – спрашивали в толпе.
«Вот что значит слава! – думал доктор. – Одно дело – известность в Виллер-Котре, а другое – в Париже;
Да здравствует популярность!»
Он вышел из кареты, которая ехала очень медленно, и, опершись на руку Бийо, продолжал свой путь пешком.
Он в немногих словах поведал фермеру о своем посещении Версаля, о благих намерениях короля и королевской семьи. Он за несколько минут так расхвалил королевскую власть этой кучке людей, что, простодушные и очарованные, эти славные ребята, еще охотно доверяющие хорошим впечатлениям, долго кричали «Да здравствует король», и крик этот, подхваченный теми, кто шел впереди, достиг королевских ушей.