Анж Питу

Дюма-отец Александр

Что же до короля, то он расхаживал по приемной, размышляя то о делах государственных, то о деле этого Жильбера, под чье влияние он, как ни странно, подпал в пору, когда ничто, кроме новостей из Парижа, казалось бы, не должно было его интересовать.

Внезапно дверь кабинета отворилась, слуга доложил о приходе графини де Шарни, и сквозь щель в шторах, которые он успел задернуть за собой, Жильбер смог разглядеть женщину, чьи широкие шелковые юбки с шуршанием коснулись створок двери.

Графиня была одета согласно тогдашней моде – на ней было серое

в цветную полоску утреннее платье и шаль, перекрещенная на груди и завязанная на спине, что подчеркивало всю прелесть прекрасной пышной груди.

Маленькая шляпка, кокетливо увенчивавшая высокую прическу, туфельки на высоких каблуках, сидевшие как влитые на ножках безупречной формы, маленькая тросточка в изящных маленьких ручках с длинными аристократическими пальцами, затянутых в превосходные перчатки, – таков был облик особы, которую с таким нетерпением ожидал Жильбер и которая вошла в эту минуту в кабинет короля Людовика XVI.

Монарх сделал шаг ей навстречу.

– Вы собирались ехать, графиня?

– В самом деле, – отвечала графиня, – я садилась в карету, когда узнала о приказании вашего величества.

Услышав этот серебристый голос, Жильбер почувствовал страшный звон в ушах. Кровь прилила к его щекам, тело пронзила судорога.

Он невольно рванулся вперед и выступил на шаг из своего убежища.

– Она! – прошептал он. – Она… Андре!

– Сударыня, – продолжал король, который, как и графиня, не заметил волнения, которое охватило укрывшегося в полумраке Жильбера, – я хотел видеть вас, дабы задать вам несколько вопросов.

– Я рада служить вашему величеству.

Король наклонил голову в сторону Жильбера, как бы желая предупредить его.

Тот, понимая, что ему еще не время обнаруживать свое присутствие, потихоньку снова скрылся за шторами.

– Сударыня, – сказал король, – восемь или девять дней назад господин де Неккер получил на подпись указ о заключении под стражу…

Сквозь едва заметную щель между шторами Жильбер пристально глядел на Андре. Молодая женщина была бледна, возбуждена, взволнована; казалось, ее гнетет какая-то тайная, безотчетная тревога.

– Вы слышите меня, графиня? – спросил Людовик XVI, видя, что графиня де Шарни не решается ответить.

– Да, ваше величество.

– Так вот! Знаете ли вы, о чем я говорю, и можете ли мне кое-что разъяснить?

– Я пытаюсь вспомнить, – сказала Андре.

– Позвольте мне вам помочь, графиня. Под письмом с просьбой о заключении под стражу стоит ваша подпись, а на полях имеется приписка королевы.

Графиня молчала; ею все больше и больше овладевала та лихорадочная отрешенность от мира, что стала заметна уже после первых слов короля.

– Отвечайте же, сударыня, – сказал король, начинавший терять терпение.

– Вы правы, – дрожащим голосом произнесла Андре, – вы правы, я написала такое письмо, а королева сделала к нему приписку.

– В таком случае я хотел бы знать, какое преступление совершил тот, о ком шла речь в письме.

– Ваше величество, я не могу сказать вам,

какое преступление он совершил, но ручаюсь вам, что преступление это очень тяжкое.

– И вы не можете мне открыть, в чем оно заключается?

– Нет, ваше величество.

– Не можете открыть этого королю?

– Нет. Я молю ваше величество простить меня, но я не могу этого сделать.

– В таком случае откройте это самому преступнику, сударыня; вы не сможете отказать в том, в чем отказываете королю Людовику XVI, доктору Жильберу.

– Доктору Жильберу! – вскричала Андре. – Великий Боже! Ваше величество, где он?

Король отошел в сторону, шторы раздвинулись, и из-за них показался доктор, почти такой же бледный, как Андре.

– Вот он, сударыня, – сказал король.

Увидев Жильбера, графиня покачнулась. Ноги ее подкосились. Казалось, она вот-вот лишится чувств; если бы не стоявшее позади нее кресло, на которое она оперлась, она бы непременно упала; с потухшими глазами, с безжизненным vhiiom, она напоминала Эвридику, в чьих жилах струится змеиный яд, – Сударыня, – повторил Жильбер, кланяясь со смиренным почтением, – позвольте мне повторить вопрос, заданный его величеством.

Губы Андре шевельнулись, но с уст ее не сорвалось ни единого звука.

– Чем я так прогневал вас, сударыня, что вы приказали заточить меня в эту страшную тюрьму?

– Услышав звуки его голоса, Андре содрогнулась; казалось, сердце ее рвется пополам.

Затем, вдруг взяв себя в руки, она остановила на Жильбере ледяной, змеиный взгляд.

– Я, сударь, вижу вас в первый раз, – проговорила она.

Однако, покуда она говорила эти слова, Жильбер со своей стороны не сводил с нее глаз, и такова была мощь и неодолимая дерзость его взгляда, что графиня потупилась и глаза ее погасли.

– Графиня, – сказал король с мягким упреком, – подумайте сами, как сильно злоупотребили вы вашей подписью. Перед вами господин, которого вы, как вы сами признаете, видите в первый раз в жизни; господин этот многоопытный, ученый врач, человек, которого вы не можете ни в чем упрекнуть…

Андре подняла голову и обожгла Жильбера презрительным взглядом, в котором светилось истинно королевское высокомерие.

Но доктор ничуть не смутился.

– Так вот, – продолжал король, – не имея ничего против господина Жильбера, преследуя кого-то другого, вы покарали невинного. Графиня, это дурно.

– Ваше величество! – сказала Андре.

– О, я знаю, у вас доброе сердце, – перебил ее король, немало напуганный необходимостью перечить фаворитке своей жены, – если бы вы стали кого-либо преследовать, то только по заслугам, но вы ведь понимаете, как важно, чтобы в будущем подобные недоразумения не повторялись.

Затем он обратился к Жильберу:

– Видите ли, доктор, в случившемся виноваты не столько люди, сколько времена. Мы родились в развращенный век и в нем же умрем, но мы по крайней мере постараемся подготовить для потомков лучшее будущее, в чем вы, доктор Жильбер, надеюсь, мне поможете.