Анжелика и ее любовь
Шрифт:
– Я хочу вернуться в Ла-Рошель… Мой ребенок умрет…
Муж не знал, как ее успокоить. Маниго вмешался – решительно, но снисходя к женской слабости.
– Ну, ну, женщины, возьмите себя в руки. Сатана он или нет, но этот человек прав: все мы устали и нам пора спать… Перестаньте кричать. Я вас предупреждаю, что той из вас, которая замолчит последней, я плесну в лицо ковш морской воды.
Все мигом умолкли.
– А теперь помолимся, – сказал пастор Бокер. – Слабые смертные, мы до сих пор только и делали, что сетовали, и даже не подумали возблагодарить Господа за то, что он нас спас.
Глава 2
Воспользовавшись
Фонарям, укрепленным на мачтах и фальшборте, было не под силу разогнать кромешный мрак. Однако за основанием грот-мачты Анжелика различила освещенные изнутри красные витражи в апартаментах Рескатора. Уверенным шагом
– ибо ей невольно вспомнился навык хождения по качающейся палубе, приобретенный в Средиземном море, – она направилась в ту сторону.
По пути она столкнулась с каким-то невидимым в темноте существом и едва не закричала от испуга, почувствовав, как что-то обжигающе горячее стиснуло ее запястье. Она осознала, что это рука мужчины, а когда попыталась разжать ее, оцарапалась об острые грани бриллианта в его перстне.
– Куда это вы так бежите, госпожа Анжелика? – спросил голос Рескатора. – И зачем отбиваетесь от своей судьбы?
До чего же это злит – всегда разговаривать с маской! Он играл своим кожаным лицом, как демон. Анжелика почти не видела его в этой темени и когда подняла глаза на звук его голоса, у нее появилось ощущение, что она обращается к ночи.
– Так куда же вы направлялись? Ужели мне выпадет неслыханное счастье узнать, что вы шли на ют, желая найти там меня?
– Вот именно! – вскричала разъяренная Анжелика. – Потому что я хотела вас предупредить, что не потерплю, чтобы вы намекали на мое прошлое в присутствии моих спутников. Я вам запрещаю, слышите – запрещаю говорить им, что я была рабыней на Средиземном море, что вы купили меня в Кандии note 6 , что я состояла в гареме Мулея Исмаила, и вообще что бы то ни было, что касается меня. Как вы посмели сказать им об этом? Какая неучтивость по отношению к женщине!
Note6
Кандия – портовый город на Крите. В старину Кандией называли также и сам остров Крит.
– С одними женщинами хочется быть учтивым, с другими – нет.
– Оскорблять меня я вам тоже запрещаю! Вы мужлан, начисто лишенный галантности… Пошлый пират.
Бросая ему это последнее оскорбление, она постаралась вложить в него как можно больше презрения. Она уже отказалась от попыток высвободиться, потому что Рескатор теперь сжимал оба ее запястья. Руки у него были горячие, как у человека здорового, привыкшего находиться на открытом воздухе в любую непогоду: и в жару, и в стужу, и это тепло передавалось ей, дрожащей от тревоги и злости.
Прикосновение его рук, поначалу так раздражавшее ее, теперь действовало на нее благотворно.
– Вы не потерпите.., вы мне запрещаете, – повторил он за ней. – Честное слово, вы совершенно потеряли голову, маленькая мегера. Вы забываете, что на этом судне я – единственный хозяин и могу приказать вас повесить, бросить за борт или отдать на потеху моему экипажу, если мне так заблагорассудится. Таким же тоном вы, вероятно, говорили и с моим добрым другом д'Эскренвилем? Стало быть, его крутое обращение не излечило вас от безрассудной страсти к спорам с пиратами?
При упоминании о д'Эскренвиле в памяти Анжелики ожили образы минувшего. Еще вчера она начала терзаться, раздираемая между воспоминаниями о своих прошлых похождениях и сознанием того, что теперь она стала другой. И она чувствовала, что именно здесь, на этом корабле, рядом с человеком, который называл себя Рескатором, сольются, словно реки, все ее прежние жизни, такие многочисленные и разнообразные.
«Ох, хоть бы он меня отпустил, – мысленно умоляла она, – не то я стану его рабыней, его игрушкой. Он отнимает у меня силы. Почему?»
– Вам кажется, что вы все еще при дворе Короля-Солнце, госпожа дю Плесси-Белльер? – тихо спросил Рескатор. – И потому вы так надменны? Берегитесь, здесь ваш августейший любовник уже не сможет вас защитить…
Она вдруг капитулировала, явив ту не лишенную кокетства, но вместе с тем и искренности гибкость, которая прежде не раз обезоруживала ее разъяренных противников.
– Простите мне мои необдуманные слова, монсеньор Рескатор. Я совсем потеряла голову. Но все дело в том, что у меня нет ничего, кроме уважения моих спутников. Какая вам польза от того, что вы разлучите меня с моими последними друзьями?..
– Значит вы до того стыдитесь своего прошлого, что дрожите при одной мысли о том, что ваши друзья о нем узнают?
Она ответила сразу, не раздумывая, и слова слетали с ее губ так легко, словно только и ждали этой минуты:
– Какой человек, достойный этого звания, многое переживший и достигший середины своей жизни, не найдет в ней нескольких постыдных страниц, которые он предпочел бы скрыть?
– Ну вот, от ярости вы перескочили к чистой философии.
«Как удивительно, – подумала Анжелика. – Этот человек опять кажется мне до странности близким. Почему?»
– Вы должны понять, – сказала она, словно разговаривая с другом, – что образ мыслей этих гугенотов очень далек от нашего. Они совсем не похожи на вас или на ваших людей. Вы ужасно шокировали бедняжку Абигель, заговорив с ней так вольно, и если бы мои друзья узнали, что мне, пусть даже вопреки своей воле, пришлось вести на Востоке столь постыдную жизнь…
И вдруг случилось то, чего она уже какое-то время неосознанно желала.
Он притянул ее к себе и стиснул так, что у нее захватило дух. Держа ее в объятиях, он заставил ее сделать несколько шагов, и она почувствовала, что уперлась спиной в фальшборт. Корабль качнуло, и в лицо Анжелики плеснула волна. Она увидела под собой белые барашки пены. Слабые лучи луны, временами пробивающиеся сквозь толщу облаков, бросали на море тусклые серебристые блики.