Анжелика и ее любовь
Шрифт:
– Ах, все взрослые стали такие странные, будто с ума посходили, – вздохнула девочка. – А ведь как раз сейчас мы должны были бы успокоиться. Я все время помню, и Мартиал тоже, что теперь мы избавились от монастыря и иезуитов.
Сказав это, она тут же спохватилась и быстро добавила, словно укоряя себя за легкомыслие:
– Правда, отец ранен, но знаете, мне кажется, это все-таки не так страшно, как если бы его посадили в тюрьму, а меня с братьями навсегда с ним разлучили… И потом, врач в длинной одежде сказал, что завтра ему уже станет лучше… Госпожа Анжелика, я попробовала уложить и Онорину, но она говорит, что
У матерей совершенно особый взгляд на вещи. Анжелика забыла взять с собой шкатулку с «сокровищами» Онорины, и из всех бед, обрушившихся на них за последние несколько часов, потеря игрушек дочери показалась ей самой тяжкой и непоправимой. Она была в отчаянии. Онорина спряталась за пушкой и стояла там в этот поздний час с открытыми глазками, точно маленький лесной совенок.
– Хочу мою шкатулку с сокровищами!
Анжелика еще не решила, как ей поступить: постараться уговорить дочку или просто употребить свою материнскую власть – когда вдруг увидела съежившуюся на лафете пушки фигуру и узнала в ней Абигель. Так вот подле кого спряталась ее малышка!
– Абигель?.. Это вы?.. Но почему вы здесь, почему не спите?
При виде скорчившейся, совершенно упавшей духом Абигель, прежде такой сдержанной и исполненной достоинства, Анжелике стало почти неловко.
– Что с вами? Вы заболели?
– О, мне так стыдно, – глухо ответила Абигель.
– Но отчего?
Абигель не дура и не ханжа. Не станет же она терзаться из-за того, что Рескатор погладил ее по щеке?
Анжелика заставила ее выпрямиться и посмотрела ей в глаза.
– Что с вами такое? Я не понимаю.
– Но его слова – ведь это ужасно!
– Какие слова?
Анжелика попыталась припомнить ту сцену. Если манера, в которой Рескатор повел себя с Абигель, и показалась ей дерзкой и неуместной – правда, для него такая манера была обычной – то в его словах она не усмотрела ничего шокирующего.
– Вы не поняли? – пробормотала молодая гугенотка. – Правда, не поняли?
Волнение сделало ее моложе, и со своими пылающими щеками и припухшими от слез глазами она была поистине красива – сейчас это было бы очевидно любому. Однако единственным, кто смог оценить ее красоту с первого взгляда, был этот проклятый Рескатор. Анжелика вспомнила, что он только что обнимал ее саму, а она и не подумала испугаться. Со всеми – и особенно с женщинами – он обращается так, будто он государь, а они его подданные.
При этой мысли она невольно возмутилась:
– Абигель, не придавайте значения поведению хозяина этого судна. Вы просто никогда не имели дела с мужчинами такого рода. Но даже среди авантюристов, с которыми мне приходилось встречаться, он самый.., самый…
Подходящее слово все не находилось.
– Самый невозможный, – заключила она. – Но когда нам грозил неминуемый арест и тюрьма, у меня не было иного выхода, как обратиться к нему. Из всех, кого я знала, только этот стоящий вне закона разбойник был способен спасти нас от ужасной участи. Теперь мы в его власти. Нам придется жить бок о бок и с ним и с его командой и стараться ни в коем случае не озлоблять их. Во время моих скитаний по Средиземному морю – к чему теперь это отрицать, раз уж он взял на себя труд так негалантно просветить вас на сей счет – я повстречалась с ним всего один раз, но слава у него была очень громкая. Этот
– О, по-моему, он совсем не страшный, – покачивая головой, прошептала Абигель.
Она уже почти успокоилась и, подняв глаза, устремила на Анжелику свой прежний взгляд, ясный и умный.
– Мы каждый день соприкасаемся со множеством людей, и сколько же в них сокрыто тайн! – задумчиво проговорила она. – Знаете, Анжелика, теперь, когда завеса, за которой вы так ревниво оберегали ваше прошлое, немного приподнялась, мне кажется, что вы стали мне еще ближе, но в то же время и отдалились от меня. Сможем ли мы понимать друг друга, как прежде?
– Я думаю, да, Абигель, милая, милая моя Абигель. Если вы этого хотите, мы всегда будем друзьями.
– Я желаю этого всей душой. Ах, Анжелика, если там, куда мы держим путь, ненависть и узость ума окажутся в нас сильнее, чем любовь, то мы не сможем выжить, мы все погибнем.
«А ведь она высказала сейчас ту же самую мысль, что и Рескатор, – подумала Анжелика. – Кажется, он сказал это так: „Отныне мы просто горстка людей, оказавшихся на одном корабле посреди океана.., со своими страстями, сожалениями.., и надеждами“.
– Это так странно, Анжелика, – едва слышно продолжала Абигель, – вдруг открыть иные измерения жизни. Как будто отдернули театральный занавес, а за ним – новая декорация, и, глядя на нее, видишь, как расширяется до бесконечности то, что мы уже считали бесспорным, неизменным… И то, что так неожиданно произошло со мной сегодня… Я буду помнить этот день до самой смерти. И не столько из-за пережитых нами опасностей, сколько из-за того, что мне открылось… Наверное, мне нужно было это узнать, чтобы подготовиться к той жизни, которая ждет нас за океаном… Все мы должны будем сбросить с себя старую кожу… И я глубоко убеждена – заставив нас сесть на этот корабль.., именно на этот, а не на другой, – Господь явил нам величайшую милость.
Глаза ее блестели, и Анжелика уже не узнавала в этой полной страсти молодой женщине то неприметное, почти безропотное существо, которое было ей знакомо в Ла-Рошели.
– Этот человек, которого вы называете разбойником, стоящим вне закона.., я уверена, что он умеет читать по глазам самые сокровенные тайны сердец. Ему это дано свыше.
– В Средиземноморье его называли волшебником, – прошептала Анжелика.
То, что Абигель в чем-то согласна с Рескатором, было ей очень приятно – она сознавала, что такое чувство нелепо, но не пыталась разобраться, чем оно вызвано. Ею владело необычное воодушевление. Она слушала плеск бьющихся о борт волн. Покачивание корабля как будто пьянило ее, и она с удовольствием просидела бы всю ночь с Абигель, рассказала бы ей о своем прошлом и всласть поговорила бы с ней о Рескаторе, если бы не беспокойство за все еще не спящую Онорину.
– Ох уж эта Онорина! Никак не желает ложиться спать без своей шкатулки с сокровищами! – вздохнула она, кивнув в сторону малышки, которая, все так же надувшись, стояла рядом с ними с видом непреклонного судьи.
– Да мне просто нет прощения! – воскликнула Абигель, вскакивая с лафета.
Теперь она уже вполне овладела собой. Пройдя к тому месту, где были сложены ее пожитки, она порылась в них и вернулась с маленькой резной деревянной шкатулкой, которую Мартиал когда-то сделал для Онорины.