Анжелика и принц

– Пошел ты, урод!

Чумка пнула пьяного отчима в колено, подхватила рюкзак, мгновенным отточенным движением отперла замок и вылетела на площадку. Успела изо всех сил хлопнуть за спиной дверью. Услышала, как заплакал, проснувшись, младший брат, как заорала мать -на них на всех.

И хрен с ними, пусть орут. Скатилась по лестнице вниз, подъездной дверью тоже хлопнула со всей дури.

Вообще было два способа не спастись, но хотя бы временно спрятаться от того кошмара, что творился у них дома. Оба так себе. Первый - забиться в свою комнату и делать вид, что ничего не происходит. Но ведь всё слышно, и какими словами отчим с пьяных глаз поливает мать, и как мать ему отвечает, и как она у него бутылки пытается забирать и выливать, и как он потом бьёт сначала посуду, потом дверные стёкла и кафель - ну, пока в доме ещё оставались непобитые стёкла и кафель, ясное дело, а потом и её саму. Чумка уже сто раз пыталась его оттащить - только получала в ответ на орехи сама, и ходила потом с синяками, вот и весь результат. Даже если музыку врубить на всю катушку, всё равно слышно, и ни хрена делать не получается, даже если в наушниках.

Второй способ - пойти на улицу и тусить там с пацанами - тоже не торт, потому что на улице дубак, а время к полуночи, и даже самые отмороженные из их компании уже расползлись по домам. Ключей от гаража, где обычно собирались, и где можно было бы даже переночевать, у Чумки не было, а бродить по улицам ночью в марте - дурь несусветная. Но Чумка размазывала по лицу слёзы и шла - и хрен с ним, что ночь, и что улица - тоже. Сил уже нет это терпеть, а дома даже прореветься не дадут, скажут, что спать ребёнку мешает. А этот бухарик ни разу не мешает, конечно.

Да ещё и снег пошёл, вот засада! Уж если не везёт, то со всех сторон не везёт. Чумка зашла за дом, потом сообразила, что если её пойдут искать, то дом-то обойдут со всех сторон стопудово, и почесала за гаражи. Дом Чумки и ещё несколько аналогичных пятиэтажек стояли на самой окраине города, за соседним, по номеру девяносто третьим, шла дорога, за дорогой - теплотрасса, за теплотрассой лесок и гаражи. От тех гаражей, конечно, за последние годы мало что осталось, их сносят и строят на этом месте какие-то склады и магазинчики, но это напротив соседних микрорайонов, а у них пока всё по-старому.

Чумка посмотрела в чатик их компашки - о, кто-то онлайн. Был шанс, что кто-то есть и в заветном гараже.

Ответил Дюша - и точно, он там. Написал - иди, Чумка, сюда, покемарим вместе. У Дюши тоже дома хренотень, но другая - старший брат отсидел за кражу и недавно вышел, и у них тусуется с друзьями, приятного мало.

А Чумка она потому, что Чумакова, не только от того, что ходячая беда и тридцать три несчастья. А вообще она по паспорту Анжелика, мать кино смотрела про эту долбанную Анжелику и с дуба рухнула, не иначе, когда решила, что так можно живого ребёнка назвать. Анжелика, блин, Чумакова. Хоть

бы Настя, Лена или Оля. Брат-то просто Ваня, без этой придури, и то она хотела назвать его Эрастом, как, нахрен, Фандорина, отчим не дал.

В мокрой метели было ни фигашечки не разглядеть. Даже теплотрассу на той стороне дороги. Чумка оглянулась - вроде никто не едет, и ступила на проезжую часть.

Она успела увидеть свет фар - и то в последний момент. Услышать визг тормозов. Ощутить удар. И больше не видела и не ощущала ничего.

– Господа, пьём за нашего друга! Анри! Выше голову! Ты не сдавался двум десяткам гугенотов, и головорезам в переулке Сен-Поль тоже не сдавался, ты не сдашься и теперь!

– голосил Огюстен де Бар.

Он попытался налить из бутылки в бокал, но никак не мог попасть, и вино лилось на стол, со стола и на пол, а его бесцветные глаза всё время съезжались в кучу.

– Анри! Ты победишь и тут!
– подхватил белокурый красавчик Луи д'Эме.

Этот уже почти спал, сложивши голову на руки, а руки - в хлебную тарелку.

Ещё двое приятелей пытались призвать слугу, чтобы им подали что-то ещё, но слуги ожидаемо не отзывались. Когда Жан-Филипп де Саваж принимает гостей - прячься-всё-живое. Живое и пряталось.

Орельен, виконт де ла Мотт, трезвыми глазами оглядел стол и столкнулся с таким же трезвым взглядом Жана-Филиппа, хозяина дома. Тот смотрел вокруг, щуря свои странные желтовато-зелёные глаза, глаза лесного хищника, нюхал воздух над столом - что там нюхать-то, но ему виднее, конечно, он и воин, и охотник, и маг. Подумав, подлил Огюстену в бокал - пусть пьёт себе дальше и ничего не помнит поутру.

Третий трезвенник - тот самый упомянутый Анри, за которого пили - таращился в стену перед собой, и взгляд его ярко-синих глаз был унылым и безнадёжным, а переплетённые пальцы были напряжены так, что побелели ногти.

– Анри, не вешать нос. Жан-Филипп, мне кажется, время пришло, и мы можем отправиться... туда, куда собирались, - тихо сказал виконт де ла Мотт.

– Ладно, покажешь, что ты там придумал, - Анри поднялся из-за стола и впился взглядом в Орельена.

Орельен подмигнул - чего вы, ерунда, прорвёмся!
– и достал из поясной сумки артефакт портала. Активированный, тот создал мерцающую перламутровую пелену в форме овала, с колеблющимися краями. Он прошёл первым, друзья - следом за ним.

Они оказались в месте мрачном и таинственном. Жан-Филипп перекрестился, Анри глубоко вздохнул и зажмурился, а Орельен наоборот, открыл глаза пошире.

Склеп - а это был именно склеп - осветился небольшим магическим шаром, выпущенным Жаном-Филиппом, и друзья увидели знакомые стены, горки черепов, пирамиды костей, а посреди всего этого - каменное возвышение, на котором под магическим куполом лежало тело девушки. Глаза её были закрыты, она не дышала. Девушка была мертва уже третьи сутки.