Анжелика Маркиза Ангелов
Шрифт:
Монах отложил кисти в сторону. Он поднялся, спрятав руки в широкие рукава, подошел к окну и долгим взглядом окинул звездное небо.
— Смотрите, — произнес он вполголоса, — ночь все еще царствует над землей. Крестьяне спят в своих лачугах, а сеньоры в своих замках. Они забывают во сне о своих горестях и заботах. Аббатство же не спит никогда… Здесь идет бесконечная битва между Богом и дьяволом…
Я покинул мир совсем молодым и пришел укрыться в этих стенах, чтобы служить Богу молитвами и постом. Однако я обнаружил здесь, в приюте высоких духовных устремлений,
Аббатство словно большой корабль, который буря швыряет в разные стороны и который трещит по швам. Но он не пойдет ко дну, пока в его стенах есть набожные души. Среди нас еще остались люди, стремящиеся вопреки всему вести святую покаянную жизнь, которая была им предназначена Богом. Как это непросто! Чего только не выдумывает дьявол, чтобы сбить нас с пути… Тот, кто не жил в монастырях, никогда не видел настоящего лица сатаны.
Ему так хочется властвовать в божьем доме!.. Словно ему недостаточно тех испытаний, на которые нас обрекают муки желания, и присутствия женщин, вхожих в наши стены; он сам является к нам по ночам, стучится в двери, будит, обрушивает на нас свои удары…
Он поднял рукав, обнажив руку, покрытую кровоподтеками.
— Посмотрите, — проговорил он жалобно, — посмотрите, что со мной сделал сатана.
Анжелика слушала его с растущим ужасом.
«Он безумен», — подумала она.
Однако еще больше она боялась, что он не безумен. Слова монаха казались правдой, и от страха у нее зашевелились волосы на голове. Когда же кончится эта невыносимая, гнетущая ночь?
Монах упал на колени на твердый холодный пол.
— Господи, — говорил он, — помоги мне. Сжалься над моей слабостью. Отврати сатану!
Анжелика отошла и снова села на край кровати. Она чувствовала, что рот пересох от необъяснимого страха. Ей вспоминались слова, которые так часто встречались в сказках кормилицы: «Губительная ночь». Вокруг было что-то невыносимое и непонятное, что заставляло сердце замирать от страха.
Наконец звон колокола вознесся в ночь, разбив мертвенную тишину монастыря.
Брат Жан встал с колен. Анжелика видела капли пота, блестевшие у него на висках, словно он только что вел изнуряющий бой.
— Заутреня, — сказал он. — Еще не рассвело, но я должен идти с братьями в часовню. Вы можете пока остаться здесь, если хотите. Я приду за вами, когда будет светать.
— Нет, я боюсь, — возразила Анжелика, которой хотелось уцепиться за рясу своего защитника. — Можно, я пойду с вами в церковь? Я тоже буду молиться.
— Если хотите, дитя мое.
И он прибавил с грустной улыбкой:
— Раньше нельзя было и помыслить о том, чтобы привести к заутрене маленькую девочку, но сейчас наш монастырь скрывает в своих стенах столько людей, которым нечего здесь делать, что уже ничто не может удивить. Потому-то я и отвел вас сюда, где вы были в большей безопасности, чем в риге.
Он посмотрел на нее серьезно:
— Когда
— Я обещаю, — произнесла она, подняв на него чистый взор.
Они вышли в коридор, из старых камней которого, казалось, сочилась холодная влага.
— Зачем в вашей двери то маленькое окошко? — спросила Анжелика.
— Некогда мы были орденом отшельников. Отцы никогда не выходили из своих келий. Разве что во время службы, а во время поста было запрещено и это. Послушники передавали еду через эти окошки. А теперь помолчите, дитя мое. Ведите себя так тихо, как только можете. Вы меня этим очень обяжете.
Фигуры с капюшонами на головах проходили мимо под стук четок и шепот молитв.
Анжелика забилась в самый дальний угол часовни и попробовала молиться, но монотонное пение и запах горящих свечей убаюкали ее.
Когда она проснулась, часовня уже опустела, только дым от недавно потухших свечей все еще курился под темными сводами.
Она вышла во двор. Вставало солнце. В его алых отблесках черепичные крыши казались пурпурными. В саду рядом со старой статуей святого ворковали голуби. Анжелика широко потянулась и зевнула. Она спрашивала себя, не приснилось ли ей это все…
Брат Ансельм, добродушный, но медлительный, запряг свою повозку лишь после обеда.
— Не волнуйтесь, детишки, — весело приговаривал он. — Я лишь немного оттягиваю вашу порку. Мы прибудем в деревню только ночью. Ваши уставшие от забот родители уже будут валиться с ног.
«Если только они не будут в полях искать своих отпрысков», — подумала Анжелика, не испытывая ни капли гордости. Ей казалось, что последние несколько часов внезапно состарили ее. «Больше никогда не буду делать таких глупостей», — пообещала она себе меланхолично.
Брат Ансельм, чтобы отдать должное дворянской крови Анжелики, посадил ее впереди, рядом с собой, в то время как мальчишки сгрудились в самом хвосте повозке.
— Но! Моя хорошая! Моя красавица! — напевал монах, потрясая вожжами.
Однако мулица и не думала торопиться. Наступил вечер, а они все еще были на римской дороге.
— Поедем по короткой дороге, — сообщил монах. — Это, конечно, неприятное дельце: она проходит рядом с Бону и Шайе, деревнями, где живут протестанты. Дай-то бог, чтобы наступила ночь и эти еретики нас не заметили. Мою монашескую рясу не больно-то чтят в этих местах.
Он спрыгнул на землю и потянул мулицу вверх по тропинке. Анжелика, которой хотелось согреться, пошла рядом с ним. Она с удивлением оглядывалась вокруг, поскольку никогда не была в этих краях, хотя до Монтелу было всего три лье. Тропинка вилась вдоль какой-то насыпи, напоминавшей заброшенный карьер.
Внимательно оглядевшись, Анжелика действительно увидела несколько разрушенных строений. Ее голые ноги скользили на потемневших кусках лавы.
— Странные камни, — сказала она, наклонившись, чтобы поднять крупный с наплывами камень, поранивший ее ногу.