Анжелика. Мученик Нотр-Дама
Шрифт:
Мэтр Галлеман прошептал:
— Он говорит слишком просто и слишком хорошо. Сейчас они обвинят его в том, что он пытается околдовать судей и вообще всех присутствующих в зале.
И вновь Куасси-Ба вместе с Фрицем Хауэром принялись за дело. Беше был явно обеспокоен, но его прямо-таки распирало от сознания важности собственной «миссии» защитника церкви и от того, что его роль в процессе постепенно становится ключевой. Он, не вмешиваясь, наблюдал, как засыпали в печь древесный уголь.
Саксонец взял огромный тигель из обожженной глины, положил туда свинец, затем раздробленный до порошкообразного состояния черный шлак и присыпал все это какой-то белой
60
Бура — это гидратированная сода, используется как растворитель. — Примеч. автора.
Анжелика восхищалась терпением, с каким ее муж, который только что держал себя столь гордо и вызывающе, участвовал в этой комедии.
Он демонстративно отошел подальше от печи, к скамье подсудимых, но отблески пламени освещали его худое, изможденное лицо, едва различимое за пышной шевелюрой.
Было во всей этой сцене нечто мрачное и подавляющее.
В жарком пламени печи свинец и шлак расплавились, появился дым, а воздух наполнился едким запахом серы. Многие из тех, кто сидел в первых рядах, начали кашлять и чихать.
Временами всех судей скрывало облако темного дыма.
Анжелика даже призналась самой себе, что, как бы то ни было, судьи в какой-то степени заслуживают уважения за то, что согласились на этот если не колдовской, то, по крайней мере, очень неприятный опыт.
Судья Бурье встал и попросил разрешения подойти поближе. Массно ему позволил. Но судья, про которого поговаривали, что он способен на мошенничество, и которому, по словам адвоката, король пообещал три аббатства, если процесс завершится вынесением сурового приговора, остался стоять между печью, повернувшись к ней спиной, и подсудимым, за которым он пристально следил.
То и дело клубы дыма, окутывая Бурье, вызывали у него приступы кашля, но он не оставил свой неудобный и опасный пост, ни на минуту не спуская глаз с графа.
Судья Фалло де Сансе, казалось, чувствовал себя как на раскаленных углях. Он избегал смотреть в лицо своим коллегам и нервно ерзал в большом кресле, обитом красным бархатом.
«Бедный Гастон!» — подумала Анжелика и потом уже перестала обращать на него внимание.
К этому времени тигель, куда один из охранников то и дело подкладывал уголь, раскалился докрасна, затем почти добела.
— Стоп, — скомандовал горняк-саксонец. Покрытый потом, сажей и костной золой, он все больше становился похожим на исчадие ада.
Он подошел к одному из мешков, вынул оттуда большие согнутые клещи и вытащил ими из самого пламени тяжелый тигель. Отклонившись для упора назад и твердо стоя на кривых ногах, он без видимых усилий поднял тигель.
Куасси-Ба подставил изложницу. Блестящая, как серебро, струя, окутанная сверкающими искрами и клубами белого дыма, полилась из тигля в изложницу.
Граф де Пейрак словно вышел из оцепенения и усталым голосом объяснил:
— Итак, произведена плавка передельного свинца, который поглотил драгоценные металлы из золотосодержащего штейна. Мы выбьем слиток из изложницы и сразу произведем купелирование этого свинца в купели [61] из костной золы, которая находится в глубине печи.
Фриц Хауэр показал купель, которая
61
Горизонтальная поверхность печи, предназначенная для приемки изделий. — Примеч. автора.
Купель, или капель, — приемный сосуд, применяющийся в пробирном анализе. В производственных процессах купелями заполняют горизонтальную поверхность печи, где осуществляется купелирование.
В печи оставалась только красноватая купель, наполненная бурлившим расплавленным свинцом, который становился все светлее и светлее.
Куасси-Ба взял маленькие ручные мехи и направил на свинец воздушную струю.
Холодный воздух, вопреки ожиданиям, не унял жар, а, напротив, усилил его, и свинец почти засветился.
— Смотрите, это и есть колдовство! — завопил Беше. — Уголь кончился, но адский огонь порождает философский камень! Смотрите! Появляются три цвета!
Мавр и саксонец по очереди продолжали подавать воздух на расплавленный металл, который, подобно блуждающему огню, менял форму и подрагивал. В центре его теперь можно было различить огненное яйцо. И после того, как мавр отложил мехи, яйцо приняло вертикальное положение и, вращаясь, словно юла, стало блекнуть, пока не потемнело.
Но вдруг оно снова ярко засветилось и побелело, потом, подскочив, выпрыгнуло из углубления купели и с приглушенным звуком покатилось по полу, остановившись у ног графа.
— Яйцо сатаны притягивается к тому, кто его создал! — вопил Беше. — Это молния! Это гремучее золото! Оно сейчас взорвется! Мы взорвемся!
Поднялся невообразимый гвалт. Во внезапно окутавшем зал полумраке Массно требовал свечей, Беше продолжал разглагольствовать о «философском яйце» и «доме премудрого цыпленка». В конце концов какой-то насмешник-клерк влез на скамью и прокричал звонкое «Кукареку!».
«О Господи, они же ничего не понимают!» — говорила себе Анжелика, заламывая руки.
Наконец в разных концах зала появились стражники с тройными канделябрами, и суматоха немного улеглась.
Концом своей трости граф, который так и не сдвинулся с места, дотронулся до металлического яйца.
— Подними-ка слиток, Куасси-Ба, и передай его судье.
Мавр без колебаний подскочил к металлическому яйцу, поднял его, и оно сверкнуло на темной ладони.
— Это золото! — задохнулся судья Бурье, который застыл на месте, как истукан.
Он хотел схватить слиток, но, едва прикоснувшись к нему, страшно завопил и отдернул обожженную руку.
— Адский огонь!
— Каким образом получается, граф, — спросил Массно, пытаясь придать твердость своему голосу, — что жар от этого раскаленного золота не обжигает вашего черного слугу?
— Всем известно, что мавры могут держать на ладонях горящие угли, точно так же, как и угольщики в Оверни.
Без приглашения со стороны судей Беше с вытаращенными глазами подскочил к слитку и вылил на подозрительный металл целый пузырек святой воды.