Анжелика. Тулузская свадьба
Шрифт:
Сегодня Анжелика решила, что настал момент рискнуть и, пользуясь часами сиесты, подняться на второй этаж, который, по-видимому, только ей казался запретным.
Уже два дня в отеле Веселой Науки гостил ученый, ради которого Жоффрей де Пейрак старался ограничить привычную толпу приглашенных. Действительно, этот молодой еще мужчина выглядел утомленным.
Во время обеда Анжелика уговаривала его подкрепиться основательнее, ей казалось, что он изможден, как человек, целиком погруженный в науку, изнуряющий себя в яростных спорах и к тому же не имеющий уютного дома, где он мог бы восстановить силы между двумя бурными заседаниями Академии…
Он
Его звали Фабрицио Контарини.
Анжелика с удивлением узнала, что он венецианец, хотя и говорит по-французски без акцента, так как оставил свой родной город в ранней юности.
— Вы, верно, спрашиваете себя, мадам, уж не совершил ли я какое-нибудь преступление, которое надолго сделало меня столь нежелательной персоной? Нет-нет, успокойтесь!..
Он покинул Венецию и отправился в Монпелье, чтобы обучаться в старинном французском университете, и по счастливой случайности встретил там Жоффрея де Пейрака, такого же студента. Потом их разлучили жизненные обстоятельства, но они сохранили дружеские отношения, и уже не в первый раз Фабрицио гостил в отеле Веселой Науки.
Анжелика ступала носками своих туфелек с одной ступеньки на другую. Неясное беспокойство постепенно оставляло ее.
«В конце концов, это ведь и мой дворец!»
Легко поднимаясь, она думала, что так, должно быть, выглядит вознесение, которое изображают религиозные картины: вы воспаряете к лазоревому небосводу, и там вас ожидают ангелы.
Наверху лестницы она обнаружила длинную открытую галерею, которая окаймляла фасад здания со стороны сада. За пышной зеленью, в голубовато-розовой дымке, свойственной этой местности, можно было увидеть селение. Как и на нижнем этаже, все двери салонов и комнат были открыты. Анжелика услышала голоса.
Она остановилась и прислушалась.
Голоса доносились из комнаты посреди галереи, и, казалось, их было немного.
Анжелика помедлила в нерешительности, затем очень осторожно приблизилась, прижимаясь к стене. Вокруг царила полная тишина. Один человек говорил, а другой иногда возражал, и она убедилась, что собеседников только двое.
Голос был красив.
«Очень ученый человек.
Я прочел только предисловие к твоей книге, между тем оно позволило мне догадаться о твоем намерении, и ничто, ничто, разумеется, не может быть более приятно, чем в поиске правды обрести подлинного союзника подобного тебе, в высшей степени приверженца истины. Действительно жаль, что столь редки те, кто преданы правде, а не следуют по пути извращенной философии».
— Не было ли его высказывание чересчур смелым? — прервал собеседник. — Тот, кому он писал, рисковал почувствовать себя под прицелом этого слова — «извращенной».
Раздался взрыв смеха, который окончательно убедил Анжелику в том, что разговаривали Жоффрей и их нынешний гость, Фабрицио Контарини.
Поскольку молодая графиня уже видела их — удаляющимися,
В этот час, когда все вокруг словно замерло — даже птицы смолкли в листве, — голос мужа приобрел такое странное, необычное звучание, что Анжелика не узнала его, ее вдруг охватила уверенность, что говорит иностранец… Но после взрыва смеха не осталось никаких сомнений — это был действительно Жоффрей де Пейрак.
И чему она удивляется? Ведь она никогда не задумывалась, где его личные апартаменты. Значит, они находились здесь, наверху, так же как и кабинеты для деловых бумаг и корреспонденции. Машинально Анжелика слушала объяснения, которые давал ее муж по поводу прочитанного письма.
Он говорил, что речь шла о послании, написанном более пятидесяти лет назад, в августе 1597 года, великим астрономом Галилеем его немецкому коллеге Иоганну Кеплеру.
— Утверждения его так же опасны и в наше время, — заметил венецианский гость.
— Я согласен с вами.
— Как Галилей мог так доверяться Кеплеру в столь животрепещущих вопросах?
— Он убеждал обнаружить истину, суть вещей, механизм Вселенной.
— О! Какая неосторожность — утверждать это подобным образом. Я словно наяву вижу — прошли годы, и вот он, старик, стоит на коленях в белой рубахе перед бородатыми кардиналами и произносит ужасные слова отречения: «Я, Галилео Галилей, перед этим судом и коленопреклоненный перед вами, отрекаюсь и проклинаю всем сердцем искренне и с единой верой без притворства все ошибки и ереси вышеуказанные…»
— Мое сердце разрывается при мысли о перенесенном им унижении.
Время от времени они говорили по-итальянски или на латыни, приводя цитаты. Анжелика сожалела об этом, так как Фабрицио умел очень живо говорить по-французски о вещах, которые его увлекали:
— Это письмо просто безумие!.. Пройдет три года, и Джордано Бруно в Риме взойдет на костер и сгорит заживо из-за тех же убеждений, что и Галилей: за поддержку теорий Коперника и недоверие к Аристотелю. Конечно, он попал в пасть волку… Но как можно жить в вечном сомнении по отношению к вопросам истины… истины мироздания! [49]
49
Галилео Галилей (1564–1642) настаивал на истинности гелиоцентрической теории Николая Коперника (1473–1543), которую тот противопоставил геоцентрической теории античных философов. Католическая церковь не признавала гелиоцентрическую теорию, воспринимая ее лишь как инструмент для расчетов.
Анжелика услышала вопрос, заданный Жоффреем по-французски тоном любезного приглашения.
— Не согласитесь ли вы встретиться со мной вечером наверху, чтобы обрести дух Галилея?
Последовало молчание, в котором растворилось все волнение, живущее в венецианце.
Затем он произнес:
— О да… Комната с золотым замком.
Слова, сказанные шепотом, так встревожили Анжелику, что в течение нескольких минут она сомневалась, все ли правильно расслышала и что все сказанное ей не приснилось и не привиделось.