Апельсиновый сок
Шрифт:
Не обращая внимания на протесты Вероники, он бросил содержимое пачки в ковшик, налил воды из-под крана и поставил на огонь.
Потом сел перед ней на корточки и обнял за коленки.
– Как хорошо, что ты пришла. А я в очереди все гадал, здесь ты или к себе домой поехала отсыпаться. Так хотелось тебя пельменями накормить.
Он завернул Вероникину юбку, открыв часть колена, обтянутого страшным хлопчатобумажным чулком. Капроновые колготки стоили очень дорого в те времена, да и достать их было непросто, поэтому приходилось покупать детские колготки и особым образом распускать,
Но Костя смело прижался губами к этому хлопчатобумажному кошмару.
– Я так люблю твои ноги, – пробормотал он.
Не удалось им в тот раз поесть пельменей: дефицитный продукт сгорел, пока влюбленные были заняты друг другом.
Казалось, это было вчера. От непрошеного воспоминания стало так больно, что Вероника едва не застонала. Чтобы немного успокоиться, она вышла на лестницу и закурила. «Господи, что я тут делаю? – вдруг подумала она. – Ведь я предаю память Кости. Нет, не тем, что живу с мужчиной, а тем, что позволяю ему так с собой обращаться. Тем, что навязываюсь ему! Как я, познав настоящую любовь, смею обманывать себя, смею думать, что это – тоже любовь? Почему не могу признаться себе, что Дима меня не любит, это же очевидно! Я считаю его равнодушие холодностью характера, но на самом деле он просто не любит меня.
Хуже того, я не могу понять, люблю ли я сама Диму. Когда-то давно я запретила себе любить его, а теперь? Может быть, я просто решила получить то, что не получила тогда?»
Вероника решительно выбросила окурок в лестничный пролет, заглянула на кухню, где выключила газ под пельменями, не заботясь о том, готовы они или нет, и вошла в комнату.
– Я поеду к себе, – сказала она сухо, вынимая из шкафа джинсы.
– Что случилось? Потоп?
– Нет, просто я не хочу оставлять квартиру без присмотра. Сам знаешь этих ремонтников. Будут еще пьянки у меня устраивать или девок водить.
– А тебе жалко?
– Представь себе.
Миллер отложил книгу.
– Но почему все же такая срочность?
«Уговаривай меня остаться! Или предложи ехать вместе! Пожалуйста!» – хотелось кричать Веронике. Но Миллер только заметил, что в это время она рискует как раз успеть к оргии гастарбайтеров, и посоветовал ехать завтра утром.
– Нет, раз я решила, поеду сейчас, – отрезала она.
Ей удалось не хлопнуть дверью.
Указания Кати Колдуновой, данные по телефону, оказались четкими, и Вероника легко нашла дорогу в каменном лабиринте петербургских дворов. До этого она около двух часов провела в детском супермаркете, придирчиво выбирая подарки, что привело ее в приподнятое настроение. Предвкушая радость детей, она радовалась сама и переживала, понравятся ли игрушки и украшения.
Но по дороге на нее вдруг напала такая тоска! Прикосновение к чужому семейному счастью заставит ее острее ощутить собственное одиночество, а если еще Колдуновы спросят, почему она без Миллера… Что она сможет ответить? Пряча глаза, пробормотать, что он занят на работе? Или честно признаться, что… Что? Если бы сама Вероника понимала, в каких отношениях с ним состоит!..
Он регулярно звонил и узнавал о ее делах, раз
Они не скучали вдвоем, но главной темой их разговоров оставались медицинские проблемы. Веронике, конечно, было интересно обсудить, как развивается хирургия позвоночника и каков вклад в нее лично Миллера, но сейчас она с гораздо большим удовольствием поговорила бы с ним о цвете новых обоев в спальне или о планировке кухни.
Однако если она спрашивала совета, Миллер неизменно отвечал: «Делай как знаешь».
Вероника понимала, что, скорее всего, это агония их отношений, но не хотела признаться в этом даже себе. Каждый вечер она собиралась предъявить Миллеру ультиматум: или женимся, или расстаемся – но никак не могла собраться с духом для решительного разговора. Ведь надежда на то, что он в конце концов женится на ней, была ее единственным спасательным кругом в море полного одиночества.
Да, она понимала, что платит за этот хилый спасательный круг унижением, потерей собственного достоинства, и это уязвляло ее.
«Как я могу соглашаться на роль любовницы, да еще и нелюбимой любовницы, женщины, к которой приходят просто развлечься и снять напряжение?» – в ужасе думала Вероника по ночам и твердо решала завтра же дать Миллеру «последний и решительный бой». А назавтра он не звонил, и у Вероники появлялось время, чтобы найти оправдания его поведению и убедить себя, что все не так уж плохо.
«Да сколько можно сидеть на горячей сковородке? – раздраженно думала она, доставая сигареты. Нужно было прийти в себя, чтобы Колдуновы не заметили ее мрачного настроения. – Вероника, признайся, что ты боишься разорвать эти отношения главным образом потому, что не хочешь отвечать «Мы расстались» на вопросы знакомых «А где же Миллер?». Разве ты получаешь от общения с ним такое уж гигантское удовольствие? Просто не хочешь, чтобы знакомые злорадствовали, что тебя бросил мужик!»
…Колдуновы кружили вокруг плиты с вдохновенными лицами.
– Прости, немного не рассчитали, – улыбнулась Катя. – Мы тут всерьез решили освоить кулинарию, и вот результат!
Ян задумчиво листал какую-то брошюру.
– Поварскую науку освоить – это тебе не аппендицит вырезать, – резюмировал он. – Я, Вероника, чувствую себя так, будто лабораторную работу по химии делаю. Это все Катя. Хочу, говорит, разнообразить наше питание, купи мне кулинарную книгу. Ладно, я пошел в магазин, смотрю, вроде лежит подходящая: «Готовим на пару». Думаю, классно, будем вместе по выходным обеды варить. Купил, принес, а это, оказывается, готовим на пару!
– Я потом поменяла на Похлебкина. Очень интересно, дам тебе почитать.
Вероника подумала, что совсем скоро останется совершенно одна и как-нибудь прокормит себя без привлечения кулинарных авторитетов.
– Я уловил его основную идею, – сообщил Ян. – Она садистская: блюдо не может получиться вкусным, если ты не испачкаешь для его приготовления восемнадцать мисок и десять полотенец. Ты, например, знала, что мясо перед жаркой нужно насухо вытирать?
– Да ты что? – ужаснулась Вероника.