Апельсины из Марокко
Шрифт:
«Когда ты еще приедешь, Валентин? – спрашивает отец. – Переезжай ко мне. Ты моторы знаешь, технику, устроишься на работу. Женишься…»
И сейчас он все мне пишет без конца – приезжай. А как я приеду, когда у меня ни галстука, ни штиблет и грошей ни фига?
Мне бы чемодана два барахла, и сберкнижку, и невесту, девочку такую вроде Люськи Кравченко, тогда бы я приехал, охотник.
Господи, и чего он меня нашел, на кой он меня, такое добро, нашел, этот профессор?
Вот кого бы ему найти, так вот Герку,
– Здорово, матросы, – сказал я.
Черт-те что, какие чудеса! Сколько отсюда до Москвы – десять тысяч километров, не меньше, и вот я слышу голос своего бати и хрипну сразу, неизвестно отчего.
– Здравствуй, Валентин, – говорит он. – С днем рождения!
– Здравствуйте, папа, – говорю я.
– Получай сюрприз. Скоро буду у вас.
– Чего? – поперхнулся я и подумал: «Опять, что ли, его замели?» Прямо весь потом покрылся.
– Получил командировку от общества и от журнала. Завтра вылетаю.
– Да что вы, папа!
– Не зови меня на «вы»! Что за глупости!
– Не летите, папа! Чего вы? Вы же старый.
– Ты недооцениваешь моих способностей, – смеется он.
– Да мы в море уходим, папа. Чего вам лететь? Я в море ухожу.
Замолчал.
– А задержаться ты можешь? – спрашивает. – Отпроситься у начальства.
– Нет, – говорю. – Никак.
– Печально.
И опять замолчал.
– Все-таки нужно лететь, – говорит.
Ах ты, профессор кислых щей! Ах ты, чтоб тебя! Что же это такое?
– Ладно, – говорю, – папа, попробую. Может быть, отпрошусь.
Луна плыла под всеми парусами, как зверобойная шхуна «Пламя». Будто она уносила меня от всех забот и от передряг туда, где непыльно.
Дико хотелось выпить, а в кармане у меня был рубль.
Ну вот, приедете, папа, и узнаете обо всем. Советую еще обратиться в отдел кадров, к товарищу Осташенко. Черт меня дернул пойти тогда на каланов с этим татарином! Почти ведь человеком стал, прибарахлился, не пил…
Рубль – это по-старому десятка, сообразил я.
В «Утесе» гулял боцман с «Зюйда». Он захмелил уже четырех пареньков, а к нему все подсаживались.
– Иди туда, Корень, – сказала мне официантка. – Доволен будешь.
Я вынул свой рубль и положил его на стол.
– Вот, – сказал я, – обслужи, Раиса, на эту сумму.
Она принесла мне сто граммов водки и салат из морской капусты.
«Все, – думал я. – Хватит позориться».
Смотрю, в ресторан шустро так заходит Вовик, не раздетый, в тулупе и шапке. Топает ко мне.
– Корень, – говорит, – аврал. Собирай всех ребят, кого знаешь, едем в Талый.
– Иди сходи куда-нибудь, – говорю. – Видишь, человек ужинает.
– Аврал, – шепчет Вовик. – В Талый пароход пришел с марокканскими апельсинами.
– Иди сходи куда-нибудь!
– На,
И показывает Вовик из-за пазухи чудо-юдо – апельсин.
– Можешь потрогать.
Трогаю – апельсин. Елки-моталки, апельсин!
– А на кой мне апельсины? – говорю. – У меня сейчас с финансами туго.
А Вовка прямо ходит вокруг меня вьюном.
– Фирма, – говорит, – платит. Давай, – говорит, – собирай ребят.
6. Николай Калчанов
– Где Катя? – спросил он.
– Спускается.
Он нагнулся к мотоциклу. Я подошел поближе, и вдруг он прямо бросился ко мне, схватил меня за куртку, за грудки.
– Слушай, ты, Калчанов, – зашептал он, и если даже ярость его и злость были поддельными, то все-таки это было сделано здорово, – слушай, оставь ее в покое. Я тебя знаю, битничек! Брось свои институтские штучки. Я тебе не позволю, я тебе дам по рукам!
И так же неожиданно он оставил меня, склонился над мотоциклом. Подбежала Катя.
– Я готова, товарищ капитан, – откозыряла она Сергею, – колясочник Пирогова готова к старту.
Он закутал ее в коляске своим полушубком, своим походным «рабочим» полушубком, в котором он обычно выезжал на объекты, в котором он появлялся и на нашей площадке. Все стройплощадки Фосфатки, Шлакоблоков, Петрова и Талого знают полушубок товарища Орлова. Всему побережью он знаком, и даже к северу, даже в Улейконе он известен.
– Благородство, – сказал я, когда он обходил мотоцикл и коснулся меня своей скрипучей кожей, – благородство плюс благородство и еще раз благородство.
Он даже не взглянул на меня, сел в седло. Раздался грохот, мотоцикл окутался синим выхлопным дымом. Меня вдруг охватил страх, я не мог сдвинуться с места. Я смотрел, как медленно отъезжает от меня моторизованный и вооруженный всеми логическими преимуществами Сергей, как матово отсвечивает его яйцеобразная голова, как он при помощи неопровержимых доказательств увозит от меня Катю.
Катя не успела оглянуться, как я подбежал и прыгнул на заднее сиденье. Мы выехали из ворот. Она оглянулась – я уже сидел за спиной Сергея, словно его верный паж.
– Вы благородны, сэр, – шепнул я Сергею на ухо, – вы джентльмен до мозга костей. И прекрасный друг. Хоть сто верст кругом пройдешь, лучше друга не найдешь.
Не знаю уж, слышал ли он это в своем шлеме. Он сделал резкий разворот и уже на хорошей скорости промчался мимо своего дома. Я еле успел махнуть Стасику и Эдьке, которые стояли в подъезде.
Через несколько минут мы были на шоссе. Сергей показывал класс – скорость была что надо! Луна дрожала над нами, и, когда мы вылетели из очередной пади на очередной перевал, она подпрыгивала от восторга, а когда мы, не сбавляя скорости, устремлялись вниз, она в ужасе падала за сопки.