Апгрейд. Первый отряд
Шрифт:
— Давай-ка, я сейчас до главного схожу, пойдём со мной, мне тебе одно место показать нужно.
Сердце упало в пятки. Он привел меня в крохотную, сельскую церковь. Понял я это по перекошенному, облезлому кресту, что был прибит, к стене.
— Я туда не пойду. — заупрямился я.
— Что значит не пойду? Там настоятель наш. С ним тоже поговорить нужно.
Внутри одноэтажного, белокаменного здания, на одной из множества скамеек, сидел пожилой мужчина в рясе.
— Здравствуй
— Да так, по делам. Знакомься Любомир, это отец Павел.
— Любомир, хорошее имя. — настоятель пожал мне руку.
Я только кивнул.
— Он представляет людей из бункера, хотят сотрудничать.
— Сотрудничать это хорошо, сейчас нельзя поодиночке оставаться. — задумчиво проговорил священник.
— Они предлагают еду и защиту, в обмен на поселение.
Настоятель смерил меня тяжёлым взглядом.
Прямо за ним, я уловил какое-то движение. По обе стороны от высокого, четырёхугольного столика с покатым верхом, стояли двое рослых ребят.
— Коли на то воля Божия… — начал отец Павел.
Я глупо хихикнул и прикрыл рукой рот. Я весь надулся и покраснел от натуги, лишь бы не заржать в голос.
Настоятель сначала нахмурился, затем улыбнулся.
— Смейся Любомир, в этом нет греха. Главное помни, всё часть Промысла Его, и мы должны со смирением и любовью принимать испытания.
Я промычал что-то глубокомысленное. Смеяться совсем расхотелось, а внутри начал бушевать гнев.
— Вижу ранен ты сильно, до сих пор кровоточит. — раскусил меня батюшка.
В его понимании, не было для меня утешения. И каждое его произнесенное слово, только подливало масла в огонь.
— Да так, личная неприязнь.
— Не понимаешь ты, Любомир. — пытался донести до меня священник. — Змий тебе на ухо шепчет, от веры прочь отворачивает. Бог никогда не оставляет нас. Это мы забываем о нём. Вера даёт нам надежду.
— Единственная причина вашей веры, это страх. — я плюхнулся на скамью. — Вы все настолько боитесь последствий своих грехов, что живёте по выдуманным заповедям.
— Не хорошо. — просипел священник. — Колька, Витька. — тихо позвал он.
Я обернулся, те двое парней, что стояли у столика, двинулись в нашу стороны.
— Побойтесь бога, ребята. — примирительно поднял руки я.
Били сильно и больно. Я был почти уверен, что эти два амбала, не на кутье с куличами вымахали.
Священник произнёс что-то невнятное, и меня отволокли в церковный подвал. Он был оборудован, кто бы мог подумать, решётками и цепями. Меня кинули в одну такую клетку и ушли.
Я лежал и смотрел на каменный потолок, потому как все стены и пол,
Не знаю, сколько именно времени прошло, но после беспокойного сна, я был невыносимо голоден.
Тусклый свет от свечи, еле-еле освещал мои покои.
Тяжелая дверь пронзительно скрипнула и к моей клетке подошла женщина.
— Здравствуйте. — коротко кивнула она, и просунула мне лоток с миской и стаканом.
— Спасибо. — ответил я. — Сколько сейчас времени?
— Господь с вами. — лишь ответила она, и развернувшись, ушла.
Мой ужин, обед или даже завтрак, состоял из миски пшённой каши, и стакана затхлой воды. Негусто, но хотя бы с голоду не подохну.
Никаких столовых приборов мне конечно же не выдали. И я, не стесняясь, начал бодро запихивать еле теплую кашу себе в рот, прямо руками.
Только я закончил приём пищи, как ко мне сразу зашёл отец Павел.
— Что думаешь, Любомир?
— А о чём мне думать? Вы меня тут насильно удерживаете, жрачку нормальную не даёте.
— Всё о теле своём. — кивнул батюшка. — Ты бы лучше о духе задумался, поди и рану мы твою, исцелили бы.
— Это вряд ли. — тут же помрачнел я.
— Что случилось у тебя? Что от Бога отвернулся ты? — в лоб спросил отец Павел.
— Дочка умерла, маленькая совсем была. — не сразу ответил я.
— Из-за хвори этой, или по другой причине?
— Она в мертвеца обратилась. — слёзы потекли по моим щекам.
— Любомир, Господь нас слышит, и всё по его воле делается.
— А где же был ваш бог, когда дети умирали от заразы, которую придумали его создания? — заорал я. — Невинные дети! Моя дочь! Где был ваш бог?!
— На всё его воля. — тихо повторил он. — Но разве это значит, что он не любит нас? Мы сами создали эту реальность, погрузившись в ненависть и жадность. Каждый раз, когда мы отвергали друг друга, когда закрывали глаза на страдания, мы отдалялись от него. Мы настолько надменны, что из-за собственной гордыни, отвергали его любовь.
— По образу и подобию. — ухмыльнулся я, но мой голос дрожал от боли. — Как можно говорить о любви, когда мир погряз в страданиях? Где справедливость?
Отец Павел сделал шаг назад, глядя мне прямо в глаза, полные горечи.
— Справедливость — это то, что мы должны создать сами. Мы не можем ждать, что кто-то придет и исправит всё за нас. Каждый из нас несет ответственность за то, что происходит вокруг.
Я опустил голову.
— И что же мне теперь делать? Как жить с этой утратой?