Апофеоз
Шрифт:
Ограбив деревню и изнасиловав пленных, причём не разбирая пола захваченных (похоже, для грубых варваров эльфийские юноши мало чем отличались от девушек), бандиты двинулись дальше, опустошая на своём пути все встречные поселения.
Вернувшись после набега, варвары выгрузили пленных в своём поселении, удобно спрятанном среди гор в неприметной бухте, и там им пришлось очень несладко: люди держали их за скот, постоянно били и унижали, а сломавшихся и просто недостаточно покорных приносили в жертву идолам в пещере неподалёку от поселения.
Она не сломалась и ради брата вытерпела всё… как и он ради неё. А когда драккар снова отправился в набег, они
В их деревне чтили Лаэриш, все эльфы считали богиню плодородия своей матерью, и юная эльфийка решила обратиться в храм в этом городе, чтобы сообщить о поселении бандитов, надеясь, что убийц постигнет наказание. Однако колючие взгляды местных, которые брат с сестрой частенько ловили на себе, ясно предупреждали, что им стоило бы поостеречься… но она была ещё по сути наивным ребёнком и верила в богиню и справедливость её служителей.
Она нашла храм, и там их даже приняли и выслушали. Вот только не поверили… или не захотели поверить. Это был людской город, и к эльфам там относились, мягко говоря, предвзято. После эмоциональной реакции девушки на отказ в поиске убежища варваров, их обвинили в клевете на людей, призвали в свидетели богиню и, не получив ответа, посчитали это достаточным основанием, чтобы признать вину длинноухих оборванцев. После чего их заковали в кандалы и продали в рабство.
Последовали несколько лет жизни в неволе в этом городе. И пусть здесь люди были не так чудовищно жестоки, как разорившие их деревню варвары, издёвок и унижений хватало, они даже стали в чём-то изощрённее. Их хозяева менялись, её из-за красоты больше использовали как шлюху, брат чаще был слугой… хотя его тоже несколько раз отправляли на утеху к церковнику, оказавшемуся тем самым жрецом Лаэриш, обвинившим их когда-то во лжи.
И она держалась, ведь у неё никого не оставалось, кроме брата; и он тоже держался ради неё… правда, угасал с каждым годом. Сознавая, что брат вот-вот сломается, обуреваемая страхом и жгучей ненавистью, она искала выход. А тут ещё и новый хозяин решил разделить их, отправив караван с самыми послушными красотками в соседний город.
Понимая, что брат умрёт, стоит ей покинуть его, она стала действовать решительнее и быстрее: в ход шло всё, любые действия, какими бы они ни были аморальными, подлыми или неприятными. И у неё получилось — за день до выхода каравана рабы подняли восстание. Ей очень хотелось добраться до храма, но гарнизон отреагировал слишком быстро, солдатня безжалостно расправлялась с рабами, и пришлось сломя голову бежать из города.
Однако даже в лесу им не удалось скрыться — за ними послали ловчих с очень толковыми следопытами. Рабы разделились на отряды, пытались устраивать ловушки и засады, но жестоким преследователям всё было нипочём.
В отчаянии она повела оставшихся в горы. Им казалось, что они наконец-то оторвались от преследования, но люди снова и снова выходили на их след, безжалостно преследуя тающую день ото дня группу рабов… казалось, они готовы были гоняться за ними вечно.
Их оставалось всего восемь, обессилевших, разбитых и голодных. А преследователи были всё ближе. Она едва не сходила с ума от отчаяния и ненависти, ненависти к людям, к богам, к Лаэриш, что закрыла глаза на страдания своих детей… Едва передвигая ноги, она взмолилась к самой вселенной, хоть к кому-то, кто способен помочь ей спасти брата.
И услышала шёпот.
Глава 27
Шёпот
Но ей было всё равно, ведь шёпот обещал силу, обещал власть, обещал месть… вот только ему нужна была жертва. И она скинула с себя изодранные остатки одежды и поманила к себе одного их своих спутников, которому, как она знала, она всегда нравилась. Когда же он повалил её на один из четырёх плоских камней перед рисунком, она нащупала рукоять ножа, удобно лежавшего рядом и будто прыгнувшего ей в ладонь, стоило только протянуть руку, а потом вонзила его в спину закатившего глаза от удовольствия мужчины, первым же ударом пронзив его сердце.
Из широко раскрывшихся глаз мужчины в неё потекла река энергии, и она ударила ещё раз, и ещё, и ещё… С каждым ударом, помимо дрожи разрываемой плоти, она слышала треск разрываемого мироздания, и с фиолетово-зелёным потоком энергии в неё вливалась чуждая этому миру сущность, вытесняя истерзанное детское сознание прочь.
Но она не могла сдаться, любовь к братику снова пересилила всё, и её душа не покинула тело, придя к некоему соглашению с поселившейся в теле сущностью. Наконец, она поднялась, с ног до головы залитая ещё дымящейся кровью, и легко откинула в сторону тело убитой ею жертвы.
Несмотря на полноту переживаемых ощущений, я не мог не заметить, что все забравшиеся в пещеру с самого начала вели себя ненормально. Подозреваю, что все они тоже слышали потусторонний шёпот. И сейчас я видел, что в живых оставалось лишь трое, кроме меня самой.
Братик жалобно попросил помощи у самого сердобольного из группы, а когда тот подошёл к нему, хитростью заставил склониться у алтаря, после чего ударил жертву камнем, а потом заколол найденным кинжалом поверженное наземь тело. Сейчас он гордо стоял рядом, а разливающаяся радугой из его тела сила окутывала стройную фигуру будто плащ.
Самые воинственные из оставшихся кинулись друг на друга с кулаками, победивший в схватке разорвал противника на части и буквально искупался в его крови. Сейчас он поднимался на ноги, тёмно-красная энергия бурлила вокруг его надувшихся мышц, он стал гораздо шире и выше, чем был.
А последний накинулся на единственную оставшуюся в живых девушку, швырнул её на плоский камень и стал пожирать, отрывая куски от верещавшей от боли и ужаса жертвы. Он раздулся, его кожа покрылась язвами, выпускающими отвратительную слизь, и теперь он поднимался с окровавленных костей на алтаре, похожий на гигантскую жабу, окутанную мерзкой ярко-зелёной дымкой.
Снаружи пещеры послышались голоса преследователей. Она посмотрела на братика, и тот, согласно кивнув, махнул рукой перед собой. Стена пещеры разлетелась на камни, будто взорвалась. Четыре фигуры вышли сквозь поднявшуюся пыль к посечённым осколками людям. Объятый тёмно-красной аурой здоровяк набросился на них, и вскоре среди камней лежали лишь изуродованные части трупов.
Здесь они разошлись. Громила пошёл искать себе достойных противников. Жирдяй остался пожирать и отравлять всё на своём пути, а они с братиком отправились в город. Сперва они перебили жрецов и осквернили храм. А потом отыгрались уже на людях.