Апокалипсис Томаса
Шрифт:
— Паршивый сукин сын, — прошипела она. Возможно, нависшая над ней опасность заставила ее на какое-то время отказаться от матерных ругательств. — Ты впустил их в дом.
Как было и в случае с Тимоти в подвале, я приложил палец к губам, чтобы поделиться моей убежденностью в том, что нам лучше молчать, независимо от того, как мы относимся друг к другу, потому что обмен громогласными претензиями приводил к печальному результату: нас могла постигнуть участь Джэма Дью и Шилшома.
Она выстрелила в меня.
Глава 44
Да, миссис Теймид являла собой такое же зло, как великий
Большинство безумцев, которым нравится убивать, хитры, но не мудры. Выжить они стремятся ничуть не меньше, чем найти девушку, чтобы обезглавить ее, или ребенка, чтобы задушить. Расшумевшись, миссис Теймид поступила глупо. И мне хотелось ей об этом сказать.
Она вновь выстрелила в меня и Тимоти. С расстояния в шестьдесят футов, если цель находится в тени, а вокруг полным полно мебели, надо быть хорошим стрелком, чтобы не промахнуться. Она промазала.
Я тоже не смог бы попасть в нее с шестидесяти футов, да и к стрелковому оружию прибегаю в самую последнюю очередь, когда не остается ничего другого, как стрелять.
Ее третья пуля прожужжала в дюйме от моего правого уха.
Повернувшись спиной к амазонке, рискуя тем, что ей повезет и четвертая пуля раздробит мне позвоночник, я потащил Тимоти ко второй служебной двери, также аккуратно замаскированной в панелях обшивки, которой я уже пользовался раньше, чтобы попасть в библиотеку. Но когда мы приблизились к ней, она начала открываться, и я отскочил к стене, потянув за собой мальчика, так что дверь, распахнувшись, скрыла нас от вошедшего в гостиную.
И хотя я тоже не видел, кто вошел, низкое рычание идентифицировало пришельца как представителя желтоглазой стаи. Урод сделал два шага и остановился спиной к нам.
Дверь начала медленно закрываться, выставляя на всеобщее обозрение меня и мальчика. Поскольку ручка или что-то выступающее отсутствовали (чтобы дверь сливалась с панелями), я не мог помешать двери закрыться. Для того, чтобы открыть дверь с другой стороны, требовалось только толкнуть ее, а с этой — нажать на кнопку на соседней панели.
Урод застыл и уставился на миссис Теймид, которую тоже окутывали тени. Что-то пробормотав, урод погрозил ей топором.
Миссис Теймид выстрелила еще дважды. Вроде бы целилась в меня, а не в урода, хотя угроза исходила как раз от него.
Пули расщепили деревянную панель. Я полагал, что благодаря Мафусаилову потоку раны в стене уже начали затягиваться.
Урод что-то громко крикнул, то ли заблеял, то ли захрюкал.
Миссис Теймид начала стрелять вновь, назвав его глупой свиньей, хотя и до, и после «глупой» вставила нехорошее слово. Посоветовала оглянуться, добавив: «Разберись с ублюдком, разберись, разберись!»
Я даже представить себе не мог, что уроды понимают английский, и они, скорее всего, не понимали, потому что этот монстр вновь издал дикий вопль и потряс топором.
Широко посаженные глаза на длинном черепе отличались отличным периферийным зрением. Если бы мы с Тимоти шевельнулись,
В этом случае мне бы потребовалась вся удача на свете, чтобы завалить его до того, как он успеет повернуться на сто восемьдесят градусов и ударить меня топором. При длине его рук ему хватило бы для этого одного шага.
Медленно, чтобы мое движение не привлекло его внимание, в надежде выстрелить до того, как он нас учует, я поднял «беретту».
Служебная дверь, которая медленно закрывалась, распахнулась вновь. Второй урод вошел в гостиную. Этот дальше проходить не стал, остановился, не давая двери закрыться.
Он находился так близко, что я мог коснуться его, не вытягивая руки. Конечно же, я и мечтать не мог убить их обоих до того, как один из них убил бы нас.
Если бы возбуждение от недавнего убийства не заставило свиноприматов что-то бормотать, а то и рычать, они бы услышали мое шумное дыхание.
Миссис Теймид выстрелила вновь, на этот раз, возможно, в одного из уродов.
Тот, кто стоял к ней ближе, метнул топор с такой силой и точностью, что он, пролетев через гостиную, лезвием вонзился в грудь миссис Теймид.
Тут и выяснилось, что она совсем не бессмертна и никакая не богиня. Смерть пришла так внезапно, что миссис Теймид не успела даже издать крик протеста.
Когда женщина упала, урод, метнувший топор, помчался к ней и торжествующе повизгивал, пересекая гостиную. Что-то в нем было от обезьяны, потому что, пусть и двигался он как человек, эмоциями, скорее, напоминал низших приматов. А благодаря обезьяньей способности к насилию убийства совершались ими с такой жестокостью, что Константин Клойс с его убийствами выглядел чинным и добропорядочным злодеем из какого-нибудь романа Агаты Кристи.
Наблюдая, как эта тварь мчится к телу миссис Теймид, я вспомнил газетную историю двух— или трехгодичной давности о женщине, на которую напал большой и разъяренный шимпанзе, живший у соседа. В какие-то полминуты он откусил женщине пальцы, вырвал глаза и в клочья разодрал лицо.
Второй урод по-прежнему стоял на расстоянии вытянутой руки. Нас разделяла дверь, да и то частично. Хотя тени прятали меня и мальчика, свет, падавший из коридора, освещал часть его головы, отвратительный профиль. Это лицо создавалось с тем, чтобы наводить страх на тех, кто его видел, чтобы терроризировать и убивать. Жертв уроды раздирали на части, с тем чтобы внушить выжившим мысль, что человеческое существо — обычное мясо, еще одно животное в мире, где не действуют законы природы, а единственными достоинствами являются сила, власть, жестокость и беспощадность.
Прижавшись ко мне, Тимоти дрожал всем телом. Я обнял его одной рукой, опасаясь, что близость урода в какой-то момент заставит его потерять голову, и он бросится бежать.
Может, он действительно хотел вернуться в прошлое и перестать быть вечным мальчиком, чтобы его жизнь закончилась в тот день, когда отец его застрелил. Но какой бы ни была глубина его отчаяния, он не хотел попадать в лапы уродов, смотреть в эти желтые глаза, когда когти рвали бы его тело, а зубы — лицо.
Умереть таким образом, возможно, и означало умереть дважды. Первой была смерть души, в смысле чего-то уникального и священного, присущего человечеству, вторая — тела.