Апокалипсис в шляпе, заместо кролика
Шрифт:
– Угу. – Виновато бурчит в ответ Тёзка, глядя на Клаву исподлобья.
– Тогда берите. – Говорит Клава, протягивая стакан с водой Тёзке, вслед потянувшийся к ней с протянутой рукой.
– Я добавила в него лимончик, чтобы вам было не так скверно освежаться. – Отпуская руку от перехваченного рукой Тёзки стакана, сказала Клава, только искоса поглядывая на полное благодарности лицо Тёзки.
– СпасибО. – Вот как-то так обобщает ударением последний слог Тёзка, включившись в процесс осушения стакана. Когда же стакан оказывается выпит, Тёзка, уже слегка в себя пришедший, протягивает ей стакан и ещё раз говорит спасибо.
А Клава с удивлением на
Но Тёзки нет ни на диване в гостиной, ни на полу рядом с ним, и даже на кухне, рядом с холодильником, им и не пахнет. На чём Клава, с каждым своим дальнейшим шагом всё больше тревожащаяся, не останавливается и заглядывает куда только можно, и даже не в самые подходящие и возможные для помещения туда человеком места. Что в итоге приводит Клаву физически обратно, в гостиную, а во всём остальном в растерянность в лице и общем виде, где она, опустив руки вместе с плечами, смотрит перед собой и ничего не видит, кроме картинки ухода её Тёзки, с такой необыкновенной улыбкой обещавшего ей непременно вернуться.
– Ты только никуда не уходи, – уже пророчески слышатся теперь слова Тёзки в дверях по его уходу, – а то я приду, а тебя дома нет, и что спрашивается я буду думать, когда у меня ключа от дома нет?
– Как это нет? – строго так волнуется Клава в сторону Тёзке, если честно, то иногда ведущего себя безалаберно и слишком беспечно. – Я тебе сама положила его в пиджак. А-ну, немедленно проверь. – Клава, не дожидаясь, когда Тёзка последует её совету, лезет рукой в карман его пиджака, откуда ею вынимается связка ключей, с которой она с укором на него смотрит и как бы у неё нет слов при виде такой безалаберности и этой его несерьёзности.
А у Тёзки на всё и на это есть объясняющий ответ. – Нельзя исключать возможности их потери. – Рассудительно говорит Тёзке, забирая ключи у Клавы. – К тому же в этом твоём ответе я вижу твой уход от основной темы нашего разговора. Где я от вас, моя дорога Клава, жду ответственного подхода к ожиданию моего возвращения с работы. И я бы хотел, чтобы вы к этому факту, с этого дня ежедневной действительности, отнеслись со всей серьёзностью и вниманием. При этом не забывая, кто отныне добытчик в нашей семье.
– Вот значит как вы заговорили. – Наклонив в бок свою голову, чтобы подчеркнуть свою принципиальную позицию на Тёзку и на эти его потуги распространить свою власть во все области их совместной жизни, заговорила Клава. – Сразу вас предупреждаю. Не получится у вас, ограничить мою свободу перемещения. И если я захочу выйти погулять на улицу с подругами, то и спрашивать вас об этом не утружу себя. Вам всё понятно? – Клава своим пронзительным взглядом чуть ли не подталкивает Тёзку к необдуманным решениям, не приводя в пример факты и ссылаясь на аргументы, криком и нетерпеливым видом выразить своё больше, конечно, негодование, нежели несогласие с такой индивидуалистической позицией Клавы.
И Тёзка всё-таки не удержался и подступился к Клаве с требованием сейчас же ему объяснить, это ещё с какой подругой и куда она тут намылилась, пока он будет, не жалея себя, зарабатывать на хлеб их насущный. – Вот только не говори мне, что с этой дурой Анжелой?! – А Клава, сказать, что она обескуражена такими скоропалительными выводами Тёзки насчёт Анжелы, пару раз-то только видевшего
И, конечно, Клава говорит Тёзке то, что он слышать не хочет. – С кем хочу и куда только захочу пойду гулять. – Твёрдо, с непоколебимой решимостью сделать так, как она сказала, заявила Клава.
А Тёзка, видя, что Клава завелась и действует на рефлексах, вместо того чтобы уступить, идёт на ещё большую конфронтацию. – А чего ждать, можешь прямо сейчас пойти гулять. И не с Анжелой, а с тем, с кем тебе захочется. А ещё лучше с тем, кого я на дух не переношу, и он меня тоже. – Заявляет Тёзка, без ножной ложки всовывая ногу в ботинок. Но там на пути его ноги ждёт, ногой не уразумеешь, что за препятствие, а голова занята, и нога никак не хочет занять полагающееся ей место в ботинке. Что не даёт Тёзке как следует сосредоточиться на разговоре с Клавой, и он начинает ещё больше нервничать и сбиваться на мыслях. И чтобы как-то решить эту возникшую на ровном месте проблему с ботинком, он начинает носком ботинка бить ботинок об стену, чтобы воткнуть в него ногу. Из чего тоже мало что выходит и ещё больше усиливает нервность внутренней обстановки Тёзки.
А Клава и в самом деле завелась и готова наговорить всякую глупость, плюс продемонстрировать свою склонность не идти ни у кого на поводу, идя на поводу своей взрывной энергии. – А и пойду, и ты меня не остановишь. – Немедленно, со всей решимостью в себе и во взгляде на Тёзку заявляет Клава. А Тёзка, наконец-то, вбивает свою ногу в ботинок, срывая на пятке всё в кровь и в его глазах сейчас стоит боль, которая легко может Клавой интерпретирована как его сожаление за своё невоздержанное поведение. И сделай Тёзка на самую чуточку ей навстречу шаг, то он будет ею немедленно прощён, но этот упрямец и ничего не скажи ему против, как оказывается, не способен признать свою вину. И он вместо этих, всё ему прощается и заглаживается слов, с ехидством так её спрашивает. – И чего стоишь, не собираешься?
– Ах, ты… – У Клавы от таких его слов прямо всё в душе нецензурно и вслух не выговариваемыми эмоциями перевернулось. И она, только прыснув взглядом в лицо Тёзке невозможностью его видеть в таком его невыносимом существовании, резко разворачивается и бегом отсюда наверх, в спальню, чтобы там упасть на подушку и слегка в неё поплакать. А когда она проплачется, то она с гордым и неприступным видом выйдет, сверху на это ничтожество даже не посмотрит, и мимо него прямолинейно пройдёт гулять в самой шикарной своей одежде на выход и высоченных каблуках. А когда она на этих высоченных каблуках, то не всякий встречный прохожий не испытает головокружение и ещё чего-то такого в том же духе. Так что придётся вам, Тёзка, кусать свои локти, если вы не умеете в перспективе думать.
И всё бы так и произошло, – Клава в своей последовательности весь этот задуманный ею путь прошла, – если бы по выходу Клавы из спальни, её внизу не застала пустая прихожая, прямолинейно ей указывающая на то, что Тёзка, как последний трус сбежал и оставил её тут одну, плачущую, и главное, в неопределённом для неё положении – так что же ей теперь делать: идти гулять, только вопреки желанию Тёзки, тогда как самой и не больно этого хочется, или же остаться дома, как она сама того и хотела, не выведи её своими заявлениями Тёзка?