Апокалипсис. Сейчас позже, чем мы думаем…
Шрифт:
Может, поэтому Господь поначалу хвалит Эфесскую церковь, вынужденную расти и проповедовать в таких условиях, а потом порицает:
…ты много переносил и имеешь терпение, и для имени Моего трудился и не изнемогал. Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою (Откр. 2:3–4).
Какую же любовь он оставил? Вектор христианской жизни может идти снизу вверх, когда говорится, что «последние твои дела лучше первых». А бывает сверху вниз. Это когда ты оставил первую любовь свою. Если ты был высоко и летел, ходил по водам, а потом пошел под наклон, тогда получается, что эти слова к тебе применимы. Тихон Задонский, к примеру, не раз с горечью говорит о духовенстве:
Первая любовь – как первая влюбленность. Во Христа, в церковь. Вот эта первая неофитская влюбленность – она по-своему неуклюжая. Но Бог ставит на вид тем, которые уже состоялись в традиции: «Я имею против тебя то, что ты оставил первую любовь». То есть тот опыт, который он имел, только обращаясь впервые ко Христу. И как он его реализовывал – это как бы светлый маяк, который помогает, когда тебе тяжело, вспомнить: первую осознанную исповедь, первое осознанное причастие, первое прочтение Библии, от начала до конца.
Благодать человека не оставляет. Он сам теряет ее. Некий юноша спросил старца: как мне быть настоящим монахом? Старец ответил: каждый день веди себя, как будто впервые ушел в монастырь. А вы помните, как мы заходим впервые в храм или в монастырь? Мы боимся что-нибудь не то взять, прикоснуться. Мы всех уважаем, всем кланяемся, всех приветствуем. Готовы встать в угол и «не отсвечивать». Мы готовы спрашивать и учиться. Потому что мы новички и ничего еще не понимаем. Он говорит: вот так вот смиренно, так со страхом, так и веди себя всю жизнь. Так и будь всю жизнь неофитом. На Кипре был святой Неофит, отшельник. Такое имя себе взял. И, очевидно, он каждый день жил как последний. Хранил эти дары, однажды полученные, и сумел их сохранить. Это величайший труд.
Итак вспомни, откуда ты ниспал, и покайся, и твори прежние дела; а если не так, скоро приду к тебе, и сдвину светильник твой с места его, если не покаешься (Откр. 2:5).
Слова «сдвину светильник твой» говорят о каком- то ущербе, который потерпит высота епископской кафедры. Возможно, о грядущем расколе – или иной опасности. Светильник Эфесской церкви оказался сдвинут сперва в другой город: уже на Шестом Вселенском Соборе – первосвятительскую кафедру перенесли отсюда в Константинополь. А следом светильник Эфеса сдвинулся еще и буквально: море, сделавшее этот город богатейшим в Малой Азии, отодвинулось на несколько километров, и гавань постепенно заполнялась илом из реки. Это ударило по торговле. Люди стали покидать Эфес, перебираясь на близлежащие холмы… Из камней опустевших храмов строились новые жилища… В 614 году опустение города довершило землетрясение. Тогда же начались и регулярные набеги арабов, приводившие Эфес во все больший упадок. К моменту завоевания турками- сельджуками в 1090 году от некогда грандиозной столицы Малой Азии осталась лишь небольшая деревня.
Христос обращается к семи церквам Апокалипсиса. Каждую из семи церквей Он критикует. Он находит проблемы каждой из семи церквей. Но, в то же время Он хвалит каждую из семи церквей, кроме Лаодикийской, последней. Но даже для нее Он дает некие советы. Светильник – это наше стояние перед Богом. Но иногда он приобретает вид светильника благополучия, стабильности. И люди начинают расслабляться. И тогда Господь сдвигает этот светильник благополучия. И происходит встряска всей церковной жизни. Встряска каждого христианина в отдельности.
Хотя в первые века христианства этот город сиял святостью – той самой «первой любовью», которую он «оставил». Здесь проходили Вселенские Соборы, здесь прославились мученики и преподобные, здесь произошло одно из величайших чудес в истории: в пору гонений первых веков – семь эфесских юношей, приговоренных к смерти, уснули в заложенной наглухо пещере и проснулись спустя почти двести лет. Память о чуде семи эфесских отроков живет во всех христианских культурах и не только христианских: их упоминает Коран в суре «Пещера».
О горячей ревнивой вере Эфесской церкви говорит и Господь в Апокалипсисе:
Впрочем, то в тебе хорошо, что ты ненавидишь дела Николаитов, которые и Я ненавижу (Откр. 2:6).
Первый раз во всем Новом Завете точно, первый раз сейчас Христос произносит это слово – «ненавижу». Не хочу видеть, не терплю. Он отворачивает глаза Свои. Пророки говорили об этом: светлейшим глазам Бога, которые сильнее солнца тысячекратно, не свойственно смотреть на преступления. И есть дела, которые Он ненавидит. Поскольку Он любит, то Он же и ненавидит, ибо энергия ненависти – это энергия любви. Противоположное состояние – это безразличие, когда все равно.
А правильно говорить: вот это я люблю, а это я ненавижу. Христос здесь – воин с мечом, а воин совершает дело любви с необходимой долей ненависти. Это могучая энергия, направленная в нужное русло. Это священная война. Есть такое понятие – «священная война», его ввел еще блаженный Августин. Когда я воюю не за деньги, не за женщину, не за нефть, не за власть, но мое сердце закипело. «Пусть ярость благородная вскипает, как волна». Ненависть кипит в душе, и направлена она на человека или группу людей, посягнувших на нечто святое. Это – нормально. А как это в себе отличить? Где во мне «ярость благородная», ненависть, рожденная энергией любви, а где какая-то греховная, грязная, не та ненависть? Если я за себя, то я неправ. То есть для того, чтобы я был прав, нужно, чтобы то, за что я, было вне меня. Чтобы это был не я. Это семья, Родина, церковь, Господь, храм.
Николаиты, которых ненавидят Христос и Эфесская церковь – это ересь, разившая христиан в первые века. По преданию, ей учил Николай Антиохиец – он был одним из семи человек, избранных апостолами для служения в Иерусалимской церкви, ответственными за раздачу пищи. Проще говоря, он был одним из первых дьяконов Церкви.
Николай был не иудеем, а из язычников и, скорее всего, в какой-то момент, приняв христианство, начал связывать его со знакомым ему по прошлой жизни языческим оккультизмом. Диакон отошел от Церкви, создал секту, где учил, что плотские грехи – тоже служба Богу. Все как во Втором послании апостола Петра: «Произнося надутое пустословие, они уловляют в плотские похоти и разврат тех, которые едва отстали от находящихся в заблуждении» (2 Пет. 2:18–19).
Есть те грехи, те заблуждения, которые чужды Богу и чужды человеку. Это касается сугубо тех людей, которые имеют еретическое понимание учения, которые сами становятся ересиархами и отводят людей от истины. Поэтому Господь ненавидит лжи, злобы и неправды.
Впрочем, от суда над делами человеческими следует воздерживаться, потому что можно перепутать. Перепутать могут даже ангелы. В известной притче о плевелах пшеницы ангелы говорят Господу: «Ты же сеял хорошую пшеницу, почему кругом плевелы?» Говорят: «Давай мы их вырвем». Господь говорит: «Нет, чтобы вы случайно не вырвали вместе с ними и пшеницу». Нужно иметь сострадание к кающемуся, борющемуся грешнику. Но когда дело касается учения, когда грех превращается в доктрину – тогда мы имеем дело с николаитством, и здесь с ним уже нужно вступать в борьбу.