Апокриф
Шрифт:
Под именем госпожи A-Умо госпожа Тиоракис отправилась в административный кантон Клегас на востоке страны, где ей предоставили на весь срок ее вынужденного пребывания там хорошую квартиру и работу по специальности почти без потери в заработке. Письма от друзей и родственников, приходившие на ее имя по столичному адресу, она получала через управление ФБГБ по Клегасу и через него же отвечала своим корреспондентам.
С переменой фамилии для сестры Тиоракиса возиться не пришлось. Она давно сделала это сама, когда вышла замуж. Несмотря на всю свою фронду по отношению к власти и, особенно, к спецслужбам, неожиданное известие о том, что ее любимый братик заделался самым, что ни на есть, гэбэровцем, Совиле перенесла спокойно. Гены версенского практицизма давали себя знать. Она
Муж Совиле, прекрасный специалист в области электроники, которого в курс событий, связанных с тайными делами шурина, вообще никто не вводил, совершенно неожиданно для себя получил предложение, о котором мечтал со студенческой скамьи. Его позвали на работу в центр аэрокосмических исследований, работавший под эгидой правительства и обслуживавший, по преимуществу, интересы обороны. Там было поистине великое поле для приложения его способностей, по-настоящему высокая зарплата и прекрасные бытовые условия. Недостатком являлась необходимость жить в полузакрытом научном городке и находиться под постоянным присмотром спецслужб. Но, что это все такое, по сравнению с предложенным ему настоящим делом — делом, о котором он мечтал столько лет? К тому же и жена поразительно легко согласилась покинуть старое гнездо и отбыть к новому месту жительства по срочному вызову, поступившему из столицы космических технологий…
С отцом Тиоракиса, по-прежнему служившим Региональным представителем Федерального надзора в далеких Приморских кантонах, поступили еще проще. Его поручили попечению Департамента Государственной охраны. В общем-то, по должности, которую он занимал, телохранители и сопровождение не полагались (не хватало одной ступени), но в данном случае сделали исключение.
Лидо Тиоракис, в отличие от своей бывшей жены и дочери от первого брака, и в соответствии с собственными жизненными установками, воспринял новость о том, что его сын делает карьеру в спецслужбе, если не с восторгом, то, по крайней мере, с законной гордостью. Он, правда, терялся в догадках, что такого мог наделать его отпрыск, отчего отец получил неположенную по статусу привилегию… И о награждении сына он тоже еще не знал. Почти никто об этом, пока, не знал.
В университете исчезновение Тиоракиса заметили не сразу. Редкое появление в альма-матер старшекурсников, вышедших на написание магистерских диссертаций, было обычным делом. Они пропадали в специальных библиотеках, корпели над собранными материалами по домам и лишь изредка выходили на контакт с руководителями защиты. Вот, например, Гамед с философского факультета, славный компанейский парень и без пяти минут магистр, тоже куда-то запропастился. Ничего, полагали многочисленные знакомые, — к защите все отыщутся…
Но где-то в середине весны по университету быстро распространилась весть о том, что Гамед затерялся не в лабиринтах библиотечных стеллажей, а, представьте себе, уже несколько недель как арестован за принадлежность к террористической организации. Это выяснилось после визита судебного следователя, который изъял из университетской канцелярии его личное дело и запросил характеристику на попавшего под следствие студента. После этого на допросы в Следственный департамент стали вызывать всех, кто тем или иным образом контактировал с Гамедом, а особенно, членов землячества студентов-баскенцев. Результаты не заставили себя ждать: еще три студента угодили в следственный изолятор.
Университетскому сообществу, как и всей стране, было хорошо известно о последнем крупном успехе спецслужб в борьбе с террористическим подпольем. Примерно месяц назад о мощном ударе по Фронту освобождения Баскена громко раструбили все средства массовой информации, а многочисленные комментарии по данному поводу с тех пор продолжались почти
Живой общественный интерес к горячей теме не мог не задеть личности Тиоракиса, исчезновение которого с университетского горизонта в контексте происходивших событий выглядело, как минимум, интригующе.
Припомнили, кстати, что Тиоракис одно время высказывал и даже пытался пропагандировать радикально-сепаратистские идеи. Как же, как же! Его даже из Молодых Соколов исключили за это самое! Да! И ведь с Гамедом он общался! Не часто, скорее, редко, но ведь общался! С другой стороны, — личное дело Тиоракиса оставалось, пока, во всяком случае, на своем месте в канцелярии. Это обстоятельство особо любознательные не преминули выяснить через не менее любопытную даму, работавшую делопроизводителем кадрового сектора. Хотя результат несколько разочаровал, но интрига оставалась и даже как бы закручивалась стараниями энтузиастов раскрытия чужих тайн. Например, девицы из секретариата декана юридического факультета выяснили и, конечно же, распространили среди широкой публики информацию о том, что домашний телефон в квартире Тиаракиса не отвечает. То есть совершенно. Ни рано утром, ни днем, ни поздно вечером.
Университетские товарищи, хотя и отвергали с негодованием гулявшую по университету версию о возможной причастности Тиоракиса к террористическому подполью, но как-то разумно объяснить его длительное и безвестное отсутствие не могли.
Кто-то набрался наглости и подъехал с этим вопросом к Летте, но нарвался на откровенную грубость, которая особенно удавалась главной красавице университета, когда она была не в настроении. Двумя словами — полный туман.
Многие хотели бы знать позицию ректора. Он был руководителем старейшего государственного университета и, следовательно, государственным человеком. Ситуация меж тем для него складывалась весьма двусмысленно. Ну, представьте себе: под самым носом у государственного человека — гнездо террористов. Он, конечно, не жандарм, но все равно — нехорошо. Особенно, если найдутся небескорыстные желающие преподнести всю эту историю, где следует и при этом соответствующим образом. Вот хотя бы с тем же Тиоракисом: выгнать его надо было из университета еще тогда, почти три года назад. А государственный человек почему-то слиберальничал: дескать, молодо-зелено, дескать, способный малый, дескать, вообще, наше дело преподавать, а не мозги вправлять…
Одно время стало заметно, что ректор вроде бы даже стал нервничать, но вот когда скользкая тема всплыла на совместном заседании бюро университетской организации Объединенного Отечества и Межфакультетского Совета МС, он вдруг продемонстрировал какую-то совершенно неожиданную и не соответствующую ситуации уверенность.
Ректор весьма снисходительно и даже с иронической полуулыбкой выслушал нападки на себя со стороны секретаря Совета МС, которого в бытность его заместителем по идеологии так сильно подвел своей националистической эскападой Тиоракис.
— Не горячитесь так уж сильно, мой юный друг, поберегите ваш обвинительный запал для других случаев, — вальяжным тоном прервал он политически грамотные разглагольствования молодого карьериста, — вот вы мне все нелюбимого вами Тиоракиса в вину ставите, а между тем от официальных органов в отношении него никаких претензий пока не поступало.
— Ну, это пока, только пока! — запальчиво продолжил секретарь МС.
— Вот, пока и помолчим. Верно я говорю? — спросил ректор, обращаясь к декану юридического факультета.