Апокриф
Шрифт:
Лидо, получивший мирную передышку, через некоторое время сам почувствовал, — у него тоже появилось то, что он стал бояться потерять: относительная безопасность, Лорри, надежды на будущее… И одновременно возникло острое, значительно более сильное, чем когда-либо, желание, чтобы эта чертова война, которая когда-то казалась ему вполне справедливой и даже необходимой, как-нибудь, собственно, все равно как, но, главное, побыстрее закончилась…
Лидо, выслушав от медицинской комиссии практически заранее известное ему резюме, направился к проходной госпиталя, чтобы успокоить истомившуюся волнением мать, а двое людей в особняке на другом берегу озера продолжали свой разговор.
— Эм-м-м… А Стиллер… он не пытался найти союзников
— Хороший вопрос. Это, как раз имеет отношение к другой опасности, которую Очкарик для себя усматривает. Я его, конечно, информировал о планах радикальной оппозиции. Мало того, я организовал ему, по его же просьбе, секретную встречу с Дюрсом. Не лично, разумеется, организовал, а через моего агента. Есть у меня там кое-кто в руководстве их политического крыла. Вообще-то, Дюрс имеет у них репутацию соглашателя, но даже он Стиллера огорчил. То есть, в противостоянии армейским придуркам (простите, Ланцер!) они помочь готовы, но дальше непременное требование: Очкарика — в отставку. И, заметьте — никаких гарантий иммунитета от возможного судебного преследования. О «Боевом крыле» и говорить нечего. Там ребята злые, и о Стиллере даже слышать не хотят. Ни в каком качестве. Вру, однако! В виде мишени для пули или бомбометания — вполне. Счастье, что боевая организация молодая, в стадии становления, так сказать, и выработки программы. Реально крови еще не хлебнули и во вкус не вошли. Я им, как могу, мешаю. Ссорю между собой, наиболее активных выдергиваю, да по тюрьмам рассовываю, несколько тайников с оружием ликвидировать удалось. Но долго это так не протянется. Растут ребята. Руководство политического крыла для них — ничто. Двух моих людей недавно у себя вычислили и пристрелили. Еще немного, и в нас с вами, генерал, пулять начнут. А в общем, повторяю, ни у кого из радикал-демократов места для Очкарика в будущем не предусмотрено. Они готовят всеобщую стачку, акции гражданского неповиновения, а боевики — террор против наиболее одиозных стиллеровских администраторов. В армии у них в союзниках «Офицеры за Демократию». Слышали, Ланцер, про такую организацию? Или Генеральному штабу это не интересно?
— Генеральный штаб, Кафорс — это… эм-м-м… военное планирование, сами знаете. А тайные армейские организации… эм-м-м… — дело ваше и военной жандармерии, если хотите… Впрочем, о такой организации — слыхал. Мало того, недавно получил предложение в нее вступить.
— Что вы говорите, генерал! Так, может, вас заагентурить? Кстати, а кто вам предложил?
— Обойдетесь без меня, Кафорс. Как-нибудь… И, между прочим, почти одновременно я получил предложение примкнуть к Патриотическому Союзу Офицеров. Эм-м-м… хотите, скажу от кого?
— Вы же сами сказали, Ланцер — обойдусь! Вот уж среди «патриотов» у меня агентуры выше крыши. Ну да дело не в этом, а в том, что «Офицеры за Демократию» постепенно превращаются в силу, которую опасно сбрасывать со счетов. По моим данным даже маршал авиации к ним тяготеет.
— Он не столько к ним тяготеет, Кафорс, сколько… эм-м-м… не переносит маршала сухопутных войск. Поэтому и ищет себе другую компанию.
— Вот это нам очень на руку, Ланцер! Его нужно перетаскивать к нам. У меня с ним не очень… а вы, генерал, я знаю, друзья. Вызывайте его на решительный разговор. А я буду дожимать адмирала. Мы с ним пока еще экивоками разговариваем… Он осторожничает, но человек умный, без идеологических заморочек, и все это ему тоже порядком надоело. А особенно, Стиллер с Венаром.
— Хорошо бы еще найти общий язык с танкистами и десантниками… — раздумчиво произнес Ланцер. — К сожалению, у меня с их командующими сугубо субординационные отношения. Никакой доверительности. А у вас, Кафорс… эм-м-м… есть к ним какие-нибудь ходы?
— Ходов, строго говоря, нет. Есть только информаторы в их окружении. Одним словом, то, что ко мне поступает, дает основание, в лучшем случае, рассчитывать на их нейтралитет.
— Эм-м-м… Ну, хотя бы…
Адди в это же самое время шла домой после окончания длиннющей двенадцатичасовой
Гирза Мемеш периодически навещала свою ослабевшую подругу и приняла деятельное участие в похоронах ее дочери — госпожи Варбоди.
Однажды, вскоре после похорон, она сидела в комнате у мадам Моложик, почти не встававшей с постели, и выслушивала неизбежные в таких случаях печальные сетования старой больной женщины. Как это нередко бывает с пожилыми людьми в подобных ситуациях, бабушка Адди тяжело переживала свою беспомощность и винила себя в том, что является тяжелой обузой для внучки.
— Гирза, дорогая! — причитала мадам Моложик. — Бедная девочка с утра до ночи работает, чтобы добыть нам обоим на пропитание, а после работы, вместо того, чтобы отдохнуть, должна возиться со мной — старой гнилой колодой! У нее из-за меня — никакой личной жизни! А ведь ей уже двадцать четыре! Война еще эта проклятая! Девочка может без мужа остаться…
И вот тут в голову Гирзы Мемеш пришла счастливая и при этом вполне практическая мысль.
— Адди, милая! — обратилась она при первом удобном случае к внучке своей подруги, — а если я поживу некоторое время у вас в доме? Как вы думаете? Я присмотрю за нашей дорогой Моложик и помогу вам по хозяйству… А питаться мы будем из общего котла, ведь это гораздо выгоднее! Я буду вовремя отоваривать ваши продуктовые ордера… У вас, милая, появится гораздо больше свободного времени, поверьте! Да и мне полегче будет: и не так одиноко, да и, прямо скажу, экономия, — ведь я не буду платить за отопление, электричество и водоснабжение…
Адди согласилась, почти не раздумывая.
И вот теперь она шла просто так, никуда не спеша, по вечерним, почти пустым улицам провинциального Инзо, мимо небольших домиков с декоративными кустарниками и цветниками в низких оградах перед ними, вдыхая теплый, насыщенный запахами молодой листвы и цветения воздух раннего лета.
Ей почему-то было очень спокойно в этот день. С какой-то стати отпустило вечно терзавшее ее беспокойство за жизнь младшего брата. Вдруг она поняла, что с ним все будет в порядке, что все пули и осколки минуют его и что он вернется с войны живым и здоровым… и помирится с Лорри… От сестрички с неделю назад пришло письмо. Она молодчинка! Вот-вот получит диплом магистра, притом, наверное, с отличием. И с парнем у нее с этим, с Лидо, все в порядке. Счастливая! Только бы война закончилась поскорее! А то: сегодня — счастливая, а завтра — соломенная вдова… Не дай бог! На комбинате только и разговоров о том, что война всем поперек горла. Стиллера костерят во всех тяжких уже почти открыто. «Старую газету» передают из рук в руки. Листовки появились с призывами к политической забастовке. Упорные слухи ходят, что вроде бы и мирные переговоры уже где-то идут. Дай Бог, дай Бог!.. Уж как-нибудь поскорее бы эта дрянь закончилось. Ей-ей сама приму участие в забастовке, если что… А Стиллеру, похоже, президентом больше не быть… Не совсем уж люди — идиоты?
Послушайте, Кафорс, а сами вы не думали об альянсе с радикал-демократами? — допытывался Ланцер, — хотя бы временно?
— Думал, разумеется. Не годится! Лично мне не годится.
— Почему?
— Вы знаете, Ланцер, кто у них главные авторитеты в области политической теории?
— Эм-м-м… Глаер, кажется, и еще этот, соллиец с невероятной какой-то фамилией: Кардж… Карлр… Убейте, не вспомню, а главное — не произнесу!
— Калрд-жыж-ныж — по слогам, но без запинки отчеканил Кафорс.