Апокриф
Шрифт:
Величественный, но скудный водой и растительностью ландшафт позволял поселившимся здесь людям содержать небольшое количество скота и разводить тощие огороды на редких пригодных для обработки террасах, лепившихся по бортам каньонов. Правда, жилья было навалом! Занимай любую пещеру, любого размера! Так что самый последний бедняк среди баскенцев «крышу» над головой всегда имел. Разница была только во внутренней обстановке.
В общем, роды неведомого племени, проживавшие в пещерных городках, прозябали бы себе в нищете и безвестности, воруя друг у друга скот и женщин, если бы через высохшие вены каньонов Баскена не пролегли пути торговых караванов между севером и югом континента. Тут баскенцы сообразили, что грабить можно не только своих соплеменников.
На долгие века они превратились в бич трансконтинентальной торговли, обложив ее обороты огромной и, нередко, кровавой пошлиной. С ними пытались бороться, но безрезультатно. Дисциплинированные
Карательные экспедиции приходили и уходили, вытоптав в отместку несколько жалких клочков обработанной земли, да прирезав с десяток коз, которых не успели спрятать в подземных укрытиях. Случалось захватить, посадить на кол, повесить или расстрелять (в зависимости от меры грубости нравов, характерной для той или иной исторической эпохи) несколько баскенцев. На этом все кончалось, и пещерные сидельцы продолжали нападать на торговые караваны, щедро платя своей и чужой кровью за захваченные богатства.
За прошедшие века сформировался национальный характер баскенца — отчаянного храбреца и головореза, не знающего и не признающего никакой регламентации, кроме родовой, готового отстаивать свое право на свободу и волю (в собственном, разумеется, понимании) перед любой силы противником и, несмотря ни на какие потери.
С ними пытались договориться на довольно унизительных для гордых своей цивилизованностью народов условиях. Но согласие одного или даже нескольких баскенских князьков получать регулярное отступное взамен отказа от нападений на торговые пути совершенно не означало, что на это же согласятся остальные. Централизованной власти Баскен никогда не знал. Кроме того, уже «замирившийся» князек мог в любую минуту на что-нибудь «обидеться», посчитать договор нарушенным и возобновить нападения.
Между самими баскенцами тоже не все было гладко. Они весьма остро соперничали за наиболее добычные места на караванных путях и резались друг с другом беспощадно в случае нарушения сложившихся границ «охотничьих владений». В результате братоубийственных схваток постепенно сложилась система родовых кланов, державших каждый свою территорию, зло конкурирующих друг с другом, но всегда объединявшихся для отпора попыткам извне прекратить их разбойничью вольницу.
А прекратить это безобразие очень хотелось, ибо другие пути с севера на юг были значительно более длинными или гораздо менее удобными. Кроме того, страна (тогда еще Империя) в то время устремилась распространять свое влияние на те территории, которые ныне стали Южными кантонами. Их освоение, а также необходимость противостояния встречной экспансии Королевства Великой Равнины (тогда еще не Соединенного), требовали коротких и надежных коммуникаций. А тут чертов Баскен! Снова началась бесконечная и безнадежная, как ее называли, «Пещерная» война. Она была проклятием до такой степени, что правительство стало использовать постоянно действующую зону боевых действий в качестве своего рода смертельной каторги, куда под пули и клинки баскенских головорезов ссылались разного рода вольнодумцы, светские забияки, излишне отличившиеся на стезе благородных дуэльных убийств, проштрафившиеся солдаты, добровольцы из числа закоренелых преступников, решившие обменять жизнь в тюремном замке на сомнительную свободу военного строя и призрачную надежду купить себе волю кровью, прочие сыны отечества, для которых начальство почему-либо посчитало непокорный Баскен наилучшим пристанищем. Залетали туда, конечно, и неисправимые романтики, вроде мушкетерского суперкорнета Вела Йолттсо, начавшего свое восхождение к лаврам великого писателя с написания небольшого рассказа «На конопатке». «Конопаткой» называлась придуманная одним из стратегов Пещерной войны тактика выдавливания баскенцев из их подземных крепостей. Она состояла в том, что, придя в зону предполагаемого расположения подземного поселения, солдаты начинали последовательно взрывать пороховыми зарядами и плотно забивать камнями («конопатить») любые самомалейшие ходы и щели, ведущие в недра плоскогорья. Баскенцы, понятное дело, этому всячески препятствовали. «Конопатка», как правило, приводила к перестрелке и схватке, что, собственно, и составило сюжет занимательного рассказа, который представил публике суперкорнет Вел Йолттсо.
Никакая «конопатка», которая скорее была шагом отчаяния, чем ума, и ничто другое, из испробованного имперскими сатрапами в Баскене, не могло отбить вольный полуразбойничий народ от привычного ему образа жизни. Конец своеобразной благодати баскенцев положил прогресс.
Пока пещерные удальцы, занимаясь
С востока от Баскена началась прокладка дорог через ранее почти непроходимую из-за безводья Черную степь. При этом оказалось, что под этой безжизненной, прокаленной солнцем поверхностью лежат на значительной, правда, глубине целые озера пресной воды. Их научились находить и пробуривать к ним скважины. В пустыне стали возникать оазисы, на которые опирались новые пути к югу (в настоящее время бывшая Черная степь вообще — цветущий край). Тут подоспела и паровая тяга. Паровозы тоже, разумеется, нуждались в воде, но, уж конечно, не до такой степени, как вьючные животные архаических караванов, которым жизненно необходимы были хотя бы редкие родники Баскенского плоскогорья. Сена паровозы не ели. Зато здесь же, в оживавшей Черной степи, в местности, носившей унылое название Кривая Гора, нашлись залежи углей, дававшие изобильную пищу локомотивным топкам. Прямые как стрелы железные дороги, связавшие север империи с недавно завоеванным югом, убили старые транспортные пути через величественные каньоны мимо опасных пещер с их воинственными жителями. В течение каких-то двух десятилетий, казавшаяся вечной масленица, для баскенцев совершенно закончилась, и почти весь свободолюбивый баскенский народ, от последнего оборванца до родовых князей, оказался перед необходимостью искать иные способы добычи хлеба насущного.
Разжиревшие на богатой военной добыче и привыкшие к роскоши военные вожди, неожиданно оказавшиеся на совершенно бесперспективной мели, стали сами предлагаться чиновникам центрального правительства в качестве гарантов безопасности торговых путей через Баскен — за вознаграждение, разумеется! Но не тут-то было. Старые каньонные колесные дороги и вьючные тропы совершенно утратили свое значение и перестали быть хоть кому-то нужными. После многих десятков лет благоденствия в виде паразитического сосальщика Баскен оказался на строгой диете, определявшейся тем, что когда-то, в забытые уже времена, составляло его скудную долю в этом мире — убогим скотоводством и недоразвитым земледелием. При этом наиболее благополучными оказались как раз те баскенцы (в прошлом почти презираемые), которые с непонятным упорством отвергали соблазн легкой добычи и быстрого обогащения ради сохранения своих трудных крестьянских навыков. Их, разумеется, стали грабить свои же, но источник сей был не только предельно скуден, но и опасен, — Баскену грозила кровавая голодная междуусобица.
Стремительная смена роли важного геополитического узла на положение нищего анклава в глубине страны бросила высокомерных князей воинственного народа к ногам империи. А с ними и всех их соплеменников. Не имея теперь за душой почти ничего другого, кроме отчаянной храбрости, умения выслеживать, красться, лихо и умело резаться с любым противником, баскенские мужчины, способные держать оружие, целыми поселениями стали наниматься на военную службу в императорские войска. Из них формировали национальные соединения, великолепно несшие боевое охранение и разведку, а также замечательно выполнявшие карательные операции внутри страны. Выполнение этой последней функции облегчалось тем, что баскенцы не были единоверцами ни для какого из народов, населявших империю. Они, единственные из всех, придерживались одной из разновидностей шаманизма, и злобные домашние духи, вызываемые родовыми колдунами, охотно одобряли жестокости прирожденных воинов в отношении каких-нибудь мятежников, поклонявшихся единому Богу.
А потом разразилась Война за Объединение. Это была по своей сути самая ужасная гражданская война, в ходе которой рухнула императорская власть и установилось республиканское правление, а бывшее строго унитарное государство превратилось в федерацию.
Самое любопытное, что во время всей этой кровавой свары, грозившей развалить огромную страну на почти десяток мелких и не очень мелких государств, Баскен всегда выступал против сепаратистов за сильную центральную власть: сначала императорскую, а затем, после отречения императора и его бегства со всей семьей в Соединенное Королевство — за федеральную. Оно и понятно, — баскенцы, более чем за полстолетия привыкшие к положению военно-служилого народа и опять же не приобретшие никаких полезных мирных навыков, не хотели расставаться со своим прочным и достаточно обеспеченным положением привилегированных воинов и надсмотрщиков, что было возможно только в крупном и едином государстве.