Апокриф
Шрифт:
Крюка, переодетого в привезенную с собою чистую одежду, поместили на найденную в одной из комнат дачи кровать. Ни матраса, ни, тем более, белья на ней не было. Чтобы сделать ложе больного хоть в какой-то степени удобным, на дощатый каркас положили несколько слоев старых газет (целый ящик этой макулатуры нашелся в чулане), а поверху застелили сорванными с окна занавесками.
Тиоракис, Гамед и доктор, стоя в углу комнаты, продолжали тихо обсуждать сложившуюся отчаянную ситуацию, когда совершенно неожиданно услышали
— Подойдите…
Они переглянулись и подошли. Крюк, еще недавно находившийся в полубредовом состоянии, глядел на них неожиданно осмысленным взглядом.
— Нельзя меня сейчас отсюда трогать… Прав Гамед. Застукают. Здесь мне надо пока остаться…
— Но, как же? — с удивлением отозвался Гамед и, посмотрев на доктора, спросил у него. — Как вы полагаете?
Доктор не ответил, однако, выражая крайнюю степень сомнения, покачал головой и пожал плечами.
— Все равно нет другого выхода… — снова раздался тихий голос Крюка, говорившего теперь с закрытыми глазами. — Попробую отлежаться. Авось, не загнусь.
— А вдруг прочесывание, облава? — с беспокойством стал возражать ему Гамед. — Тебя же, беспомощного, сразу возьмут!
— Ну, тогда молись, чтобы я вовремя помер… — приоткрыв глаза, тихо отозвался мрачный маами. — Или пристрели меня сам… Пистолет есть? Нет… Ну, тогда придуши…
— Что ты ерунду говоришь! — вроде бы горячо воскликнул Гамед, но Тиоракису показалось, что эта горячность была не слишком искренней. Ему пришло в голову, что Гамеду подобный выход из положения не кажется столь уж неприемлемым.
— Вот что! — решительно вступил в разговор Тиоракис. — Крюк верно говорит. Нужно его оставить здесь. Я завтра снова сюда приеду. Со всеми предосторожностями, конечно. Привезу все лекарства, какие доктор скажет, еду, воду, уколы сделаю, если надо…
— А вы сумеете? — спросил доктор.
— Чего там уметь! — Тиоракис раздраженно дернул плечом. — Меня мать в свое время научила, она медсестрой в госпитале во время войны была…
— А он здесь не замерзнет? — предложил новое сомнение Гамед.
— Может, и замерзнет! А может, и так помрет! — не стесняясь Крюка резко оборвал Гамеда Тиоракис. — Чего ты кудахчешь без толку? Или, может, действительно, придушишь его? Нет? К чему тогда напрасные разговоры. Крюк прав. Другого выхода нет. Пусть остается. Повезет — выживет. Не повезет… так мы все знали, на что шли. А я сделаю, что смогу, конечно, чтобы выжил. Поезжу сюда… один. Больше никого в это дело посвящать не надо. А ты Гамед… и доктор… сидите пока по норам. Незачем вам здесь светить своими баскенскими рожами. Без вас справлюсь…
Крюка устроили настолько удобно, насколько это было можно при имевшихся скудных средствах: одели в дополнительный свитер, еще один — снятый с Гамеда, натянули на ноги до колен; накрыли старым пальто, обнаруженным среди прочей одежной рухляди на вешалке за дверью,
Перед уходом доктор еще раз пощупал у раненого пульс, приложил ладонь к его лбу и как-то удивленно скривил губы. А когда троица «спасателей» направилась к выходу из дома, Крюк негромко позвал:
— Тиоракис!
— Я догоню, — сказал Тиоракис в спину Гамеду и возвратился к изголовью кровати.
— Спасибо, Тиоракис, — совершенно несвойственным непробиваемому маами тоном произнес Крюк и с трудом выпростал из-под импровизированного одеяла кисть руки.
Тиоракис с удивлением понял, что тот хочет пожать ему руку, и неловко сунул свои пальцы в подставленную ладонь. Крюк пожал эти пальцы слабо, но, вне всякого сомнения, искренно. Это было неожиданно.
Когда доктор уже гнал свою машину по шоссе обратно, в сторону города, после долгого молчания он, обращаясь к сидевшим на заднем сидении Гамеду и Тиоракису, как бы удивляясь собственным словам, сказал:
— А ведь температура у него упала… И пульс почти в норме… И хорошего наполнения… Может, и выживет? А?
— Ну, это совершенно никуда не годится! — возмущался Стаарз когда выслушивал доклад Тиоракиса, прибывшего на явку, чтобы определиться в дальнейших действиях. — Что за халтура! Спецлаборатория называется! Он должен был загнуться, максимум, через двадцать часов! А теперь за ними подчищать придется!
Тиоракис молчал.
— Навскидку, есть два варианта, — деловым тоном продолжал куратор. — Первый: и в самом деле устроить прочесывание, да и кокнуть Крюка окончательно. При оказании сопротивления, так сказать. Это громкий вариант. Кое у кого… У того же Дадуда, могут мысли возникнуть: а зачем мы его кокнули? Или не кокнули, а так — кино показываем? А чего засаду не оставили? Или оставили? А чего в нее никто не попался? Или попался? Я бы на его месте задумался.
Тиоракис молчал.
Стаарз встал со своего места и продолжал рассуждать, медленно расхаживая по комнате:
— Второй вариант, сразу скажу, мне нравится больше. Вы ведь с доктором его лечить собрались? Ему ведь под этим соусом вколоть все, что угодно, можно. А, Ансельм? Я вас таким средством снабжу, что наш террорист сольется, как любят говорить верующие люди, с Великой Сущностью в сладком сне, испытывая истинное наслаждение. Сам бы так помереть хотел. Во благовременье, разумеется. Вы меня понимаете?