Апокриф
Шрифт:
Удивительно, Рим полон магазинов мужской моды, а бедные дамы пребывают как бы на обочине. На их нарядах – отпечаток индивидуальности хозяек более выразителен, чем печать модного течения.
Витрины, витрины, статуи, фонтаны, ресторанчики. За каждым изгибом шоссе открывается прекрасная панорама, просчитанная одним из вечных гениев.
Город – сплошная иллюстрация из учебников архитектуры. Воплощенная машина времени. Копни где хочешь, и откроются бесконечные слои исторического пирога, наполненные мельчайшими подробностями быта ушедших поколений.
Однако
Вот и сейчас наш «Мерседес» окружен мошкарой мотороллеров, на которых восседают граждане Вечного города, демонстрируя всем своим видом презрение к чужому – временному – богатству. Временному, как все, кроме Рима.
– Владимир, может, поедим перед приемом? Не думаю, что Папа нас накормит.
– В гостинице не хочешь?
– Не вижу смысла. Надоела гостиничная еда. Хочется местного колорита.
– Тут недалеко, у Аппиевых ворот, есть милейший ресторанчик. Хочешь, поедем туда?
Билл опустил стекло, отделяющее от нас водителя, и сказал:
– Заедем в ресторан у Аппиевых ворот, адрес… – и он посмотрел на меня.
Я подсказал:
– Аврора, 10.
Водитель с уважением посмотрел на нас:
– Браво, прекрасный выбор. Я позвоню, зарезервирую столик. Мы будем через пятнадцать минут.
Водитель поднял вверх большой палец. А я и не сомневался, что все будет хорошо.
Глава 17
Местечко небольшое, но популярное у местной приличной публики и обитателей прилегающих отелей. Хозяин, чей вид не оставляет сомнения в успешности бытия, как это водится на полуострове, прохаживается по залу, кокетничая с дамами и расшаркиваясь с господами. Жуир невысокого роста, с округлившимся животиком и задранным подбородком. Он гордо носит заслуженную славу великого хозяина масенького заведения.
Нас ресторатор встретил в дверях и провел в один из двух симпатичных зальчиков, украшенных живыми цветами и обязательной пышной живописью в дорогих рамах. Навязчивые картины не портили впечатления, а деревянные столы, стулья, чистые скатерти и легкомысленные абажуры придавали всему деревенский шарм – легкий полевой ветерок, перелетевший городскую стену.
Конечно, до принятия заказа дело не дошло. Хватило многозначительного вопроса хозяина:
– Мясо или рыба?
Ответ лишил нас права слова, но удостоил счастья лицезреть безупречно сидящий пиджак хозяина со спины.
Через несколько минут появился молодой человек в фартуке и на наших глазах совершил обряд жертвоприношения вина. Проделав необходимые манипуляции с салфеткой, штопором, снова с салфеткой и дождавшись осмысленного поцокивания восхищения после нюхания пробки и смакования капель красного вина, он оставил нас в покое, удалившись не без развязности, но все же предварительно любезно
Билла происходящее откровенно забавляло. Он отвык от возможности сидеть в ресторане, в котором всем глубоко безразлично, что он Билл Гейтс. Это там, у себя, в индустриально-финансовом мире, он большой человек. Здесь правят иные законы. В этом городе можно стать кумиром, магнатом, триумфатором. Но ненадолго. Толпа будет приветствовать тебя. К твоим ногам полетят венки – о Цезарь! – и поэты сложат гимны, воспевая твой триумф. Но где-то близко, на лезвии Брутова клинка, притаится забвение. Герой канет в небытие, и камни не вспомнят мелодию его гордой походки.
На улице Авроры, в маленьком квартале, возвышающемся над Испанскими ступенями, волны страстей разбиваются о Витторио Венето. На этом мелководье не водится крупной рыбы. Разве что хозяин ресторана. В этом закутке безвременья есть ответ на самый важный вопрос. И это не проблема акций. «Доу-Джонс» и «Насдак» воспринимаются как иностранные фамилии не очень учтивых посетителей. Главные вопросы – о свежести даров моря и правильности выбора поставщика мяса. Ответ на один из этих вопросов – перед вами. В восхитительном аквариуме плавают скорые жертвы чревоугодия.
Обед был прекрасен. Атмосфера ресторана располагала к наслаждению пищей. Никто не пытался пронзить глазами двух иностранных джентльменов, судя по одежде, американцев. Никого не мучили вопросы, что здесь делает самый успешный человек мира и почему вокруг не толпятся телевизионщики с камерами. Почему улица Авроры не забита могучими фургонами передвижных телевизионных студий и почему хозяин ресторана не спешит сфотографироваться со знаменитостью и просить у него оставить на скатерти автограф, чтобы потом вышить его золотом? Ведь так делают венские коллеги в «Захер-Кафе», на задворках Оперы…
Я подумал, что, может быть, это одна из последних возможностей спокойно посидеть в ресторане, отдав бразды правления чудному итальянцу. И, наслаждаясь деревенской пищей, не думать о духовном подвиге, на который мы были призваны.
Рим видел кровь многих христианских мучеников – не хотелось бы множить их число. Впрочем, в ресторане ничто не предвещало расправ с помощью креста, львов, тигров, огня и воды. Мы могли пострадать разве что от чревоугодия. Но в таком случае у нас нет шанса быть канонизированными.
Билл чувствовал мое настроение. Даниил призвал его чуть позже, чем меня, и он не успел осознать весь груз ответственности. Хотя, может, я не прав. У него ведь жизнь была не сахар. С одной стороны, все есть… А с другой – ощущать постоянное внимание, и не очень-то доброжелательное, тяжело. К этому невозможно привыкнуть. И как не разочароваться в человеческой природе, когда каждый программист по сто раз на дню клянет Билла Ивановича и его родных и близких на чем свет стоит за мыслимые и немыслимые недоработки «Майкрософта». А больше всего – за невозможность работать на самого Билла, что гарантированно обеспечивает безбедное существование на поколения вперед.