Апология

Апулей Луций

35. А затем — еще один ответ: не знали вы того, что именно, — если верить вашим измышлениям, — я старался раздобыть. Да, потому что та мелочь, о которой вы упомянули, грудами, кучами валяется на всех побережьях в огромном количестве, и самый незначительный прибой, без чьей-либо помощи, выносит ее на берег. Так почему бы вам заодно не сказать, что, щедро расплачиваясь с целой флотилией рыбацких судов, я стараюсь получить с берега покрытых бороздками улиток, ракушки с обтертыми краями и обточенные камешки? А кроме того — клешни крабов, скорлупки морских ежей, щупальцы каракатиц, затем — обломки, стебельки, веревочки и червеобразных пергамских устриц, наконец — мох, морскую траву и остальные отбросы моря, которые где угодно выбрасывает на берег ветер, выплевывает морская зыбь, носит по волнам буря и оставляет без движения тихая погода? Ведь те вещи, о которых я упомянул, могут, если судить по названиям, вызвать ничуть не меньшие подозрения… Вы утверждаете, что на любовные дела оказывают влияние вытащенные из моря существа из-за сходства их названий с фаллом и гениталиями; [161] так почему же камешку с того же берега не оказывать влияния на мочевой пузырь, [162] раковине — на завещание, [163] раку — на язву, [164] а морской траве — на бросающую в озноб лихорадку? [165] Да, Клавдий Максим, ты даже слишком терпеливый человек, а доброта твоя, право же, неистощима, если ты так долго, клянусь богом, переносил всю эту их аргументацию. А я, когда они говорили об этом, как о чем-то важном и легко доказуемом, над их глупостью смеялся, а твоему долготерпению изумлялся.

161

Едко

иронизируя, Апулей употребляет синонимы слов «веретилла» и «виргинал», чтобы обозначить ими тех же рыб, о которых он говорил в предыдущей главе.

162

Намек на камни в мочевом пузыре.

163

Непереводимая игра слов: раковина по-латыни testa, a завещание — testamentum.

164

Имеется в виду, надо полагать, раковая опухоль (по-гречески — , а рак — ). В латинском тексте игра слов не выдержана.

165

Непереводимая игра слов: морская трава — alga, а «холодный» по-латыни — algidus.

36. Почему, однако, я изучил уже очень большое количество рыб, причем есть среди них такие, что не знать о них ничего вплоть до этой минуты мне бы не хотелось? Пусть Эмилиану станет известна причина — ведь он так заботится о моих делах! Хоть он уже и в преклонном возрасте и от старости одряхлел, пусть все же, если не возражает, поучится, правда — явно с опозданием и в последний раз в жизни. Пусть почитает сочинения древних философов и поймет, в конце-то концов, что не я первый занялся этими исследованиями, но, еще задолго до меня, мои предшественники: я говорю об Аристотеле, Феофрасте, [166] Эвдеме, [167] Ликоне [168] и остальных последователях Платона, которые оставили очень много книг о размножении животных, об их образе жизни, о частях их тела и о всех различиях между ними. Хорошо, Максим, что дело разбирается в твоем присутствии: такой образованный человек, как ты, несомненно читал огромные томы сочинений Аристотеля: «О происхождении животных», «Об анатомии животных», «Об истории животных», а кроме того — бесчисленные «Проблемы» [169] того же философа и затем — сочинения представителей этой же школы, в которых рассматриваются разнообразные вопросы подобного рода. Если для них было делом почетным и славным описывать результаты своих изысканий, которые велись с таким усердием, то как могут эти исследования оказаться позором для меня? В особенности, если я прилагаю все усилия, чтобы более правильно и сжато написать то же самое по-гречески и по-латыни, повсюду добавляя пропущенное или восполняя недостающее. Позвольте, если есть время, прочитать что-нибудь из моих «магических» сочинений, чтобы Эмилиан понял, что я изучаю и тщательно исследую нечто большее, чем он полагает. Возьми-ка ты одно из моих греческих сочинений (они случайно оказались здесь [170] у моих друзей — ревностных испытателей природы), а лучше всего — то, где много написано о рыбах. Тем временем — пока он ищет — я приведу один пример, подходящий к нашему делу.

166

Феофраст (372–287 гг. до н. э.) — ученик и друг Аристотеля. Из его многочисленных сочинений по зоологии (ни одно из них не дошло) самым большим было «О животных».

167

Эвдем Родосский (IV в. до н. э.) — друг и ученик Аристотеля. От его сочинений не осталось даже фрагментов.

168

Ликон из Троады был одно время (около 270 г. до н. э.) главой перипатетической школы. О его исследованиях в области зоологии Moi не знаем ничего.

169

Из четырех упомянутых сочинений не дошло второе и сомнительна принадлежность Аристотелю четвертого.

170

Разумеется, книги оказались в суде не случайно, а по предварительному уговору с друзьями. Ни греческие, ни латинские сочинения Апулея по естественной истории до нас не дошли.

37. Поэт Софокл, современник Эврипида, переживший его — ведь он дожил до глубокой старости, — обвиненный родным сыном в безумии (тот утверждал, что преклонный возраст отнял у отца разум), предъявил, как рассказывают, судьям своего «Колонца», [171] замечательную трагедию, которую он как раз в то время писал. Прочитав ее судьям, Софокл не прибавил ни слова больше в свою защиту. Он сказал только, чтобы судьи смело осудили его как безумца, если им не нравятся стихи старика. Тогда все судьи, насколько мне известно, поднялись и стоя приветствовали великого поэта, превознося его восторженными похвалами и восхищаясь занимательностью содержания и возвышенностью стиля трагедии. В конце концов едва не вышло так, что не Софокл, а наоборот, его обвинитель был осужден как безумец. [172]

171

Т. е. трагедию «Эдип в Колоне».

172

Этот же анекдот передают Плутарх и анонимный античный биограф Софокла.

Нашел ты книгу? Превосходно! Ну-ка, давай попробуем, не помогут ли и мне в суде мои писания. Прочти немного из начала, а потом — несколько отрывков о рыбах. А ты, пока он читает, задержи воду. [173] 38. Большую часть того, что ты выслушал, Максим, ты, разумеется, уже читал у древних философов. И не забывай, что вся эта книга написана мной об одних только рыбах: какие из них рождаются от совокупления, какие возникают из ила; [174] сколько раз в год и в какое время возбуждается половой инстинкт у самок и самцов каждого вида рыб; по каким членам и признакам природа установила различие между живородящими и яйцекладущими — так я называю по-латыни то, что греки зовут и ; а затем — чтобы уж мне не излагать во всех подробностях размножения животных — я говорю об их характерных различиях, привычках, частях тела, продолжительности жизни и о многом другом, что знать-то вообще необходимо, но к суду все это не имеет ни малейшего отношения.

173

Читаются указанные Апулеем отрывки. Во время чтения свидетельских показаний или каких-либо документов водяные часы останавливались. Письменные документы зачитывал обыкновенно секретарь суда.

174

У Аристотеля (De gen. an., 762) высказывается мнение, что из земли и воды рождаются земляные черви, которые затем обращаются в угрей. Феофраст предполагал, что ископаемые окаменелости рыб потому находят иной раз далеко от моря, что сама земля породила этих рыб.

Я попрошу еще прочесть немного из моего латинского сочинения, посвященного тому же научному вопросу. В нем, как ты заметишь, мною… [175] кое-что, редко подвергавшееся изучению, а потому также встречаются и названия, у римлян неупотребительные и до сих пор, насколько мне известно, никем, кроме меня, не создававшиеся. Однако эти слова благодаря моему труду и усердию произведены от греческих таким образом, как будто они были отчеканены на латинском монетном дворе. Что ж, Эмилиан, пусть твои адвокаты скажут нам, где они прочли по-латыни те названия, которые я произнесу. Я скажу только о животных, обитающих в воде, а остальных коснусь лишь в той мере, в какой и им свойственны черты, присущие тем. [176] Итак, слушай внимательно (уж тут-то ты наверняка завопишь, что я перечисляю магические термины на египетский или вавилонский лад «Акулы, моллюски (без наружных раковин), ракообразные, хрящекостные, моллюски (с твердой наружной скорлупой), острозубые, земноводные, чешуйчатые рыбы, чешуйчатые рептилии, летучие мыши, перепончатолапые, живущие одиноко, живущие стадами». [177] Я могу и продолжить, но терять без толку целый день на это незачем, иначе мне не хватит времени приступить к остальному. Прочти-ка пока вслух мой латинский перевод тех нескольких слов, которые я произнес.

175

В рукописях пропуск нескольких слов

176

Т. е. различия между остальными животными, аналогичные различиям между рыбами, например: жизнь стадами, парами или в одиночку.

177

Эти греческие научные термины звучат для человека необразованного так странно, что немудрено, если

Эмилиан действительно принял их за варварские заклинания. Латинского перевода этих терминов в тексте нет.

39. Так вот, как ты думаешь, что для философа, не грубого неуча и не безрассудного на кинический манер, но для такого, который помнит, что он из школы Платона, что, по-твоему, позорно для него — знать или не знать об этих вещах, пренебрегать ими или размышлять о них, вникать даже в то, какой замысел провидения заключен в них, или верить рассказам отца и матери о бессмертных богах?… Квинт Энний в стихах описал разные лакомые блюда. [178] Он перечислил бесконечное множество сортов рыб, которые прежде, без сомнения, тщательно изучил. Несколько стихов я помню и сейчас их прочту.

178

Цитируемый Апулеем отрывок — все что осталось от поэмы Энния «Лакомые блюда» («Hedyphagetica»).

Лучшего в мире налима найдешь, полагаю, в Клупее, [179] В Эносе [180] — ракушек много, а устриц шероховатых Ты в Абидосе [181] ищи; гребешок — в Митилене, в Харадре (Что в Амбракийской земле). [182] В Брундузии — сарг [183] превосходный, Смело его покупай, если встретишь размером побольше. Знай: кабанэк первосортный в Таренте, [184] в Сурренте [185] — стерлядка, А голубую акулу советую брать тебе в Кумах. [186] Надо и скара [187] назвать — мозгу Зевса его уподоблю (Ловят на родине Нестора, [188] чудного скара), мерулу [189] Тень морскую, [190] губана и чернохвостку. А окунь, Сладкий еж морской, [191] багрянки, полипы, мурексы, Ракушки и кальвария. [192] — славится этим Корцира [193]

179

Город в Африке (ныне Келибия в Тунисе).

180

Город во Фракии (ныне на территории Турции).

181

Известны 2 города Абидоса — в Мисии (в Малой Азии) и в Верхней Египте.

182

Гребешок — см. прим. 157. Митилена — город на о-ве Лесбос. Харадр — порт близ г. Амбракии в Южном Эпире. Впрочем, все место испорчено, перевод приблизителен.

183

Вид рыбы (SpamssargusL.). Брундузий (ныне Бриндизи) — портовый город на юго-востоке Италии.

184

Ныне Таранто на юге Италии.

185

Ныне Сорренто.

186

Кумы — древний город на западном берегу Италии.

187

Скар, по-видимому, какая-то рыба из семейства губанов, был настолько изысканным деликатесом, что Апулей сравнивает его с мозгом Зевса (такое же сравнение употребляют и другие авторы).

188

Т. е. в Пилосе на юго-западе Пелопоннеса.

189

Названия рыб или моллюсков.

190

Рыба SalmoThymallusL.

191

Иглокожее Echinus esculentus L.

192

Улитка Murex brandarisL.

193

Остров в Ионическом море (ныне Корфу).

И других рыб прославил он в многочисленных стихотворениях, указав при этом, где и каким образом приготовленный, изжаренный или сваренный в собственном соку наиболее вкусен каждый из этих сортов, и тем не менее люди образованные не порицают его. Так пусть не порицают и меня, если в пристойных и изящных выражениях я описываю по-гречески и по-латыни вещи, известные очень немногим!

40. Я уже достаточно сказал об этом, но прими во внимание еще вот какое соображение: что, если, испытывая склонность к медицине и неплохо разбираясь в ней, я стараюсь извлечь из рыб какие-нибудь лекарства? Да, несомненно, лечебные начала во множестве рассыпаны и рассеяны одним и тем же даром природы во всем и, между прочим, в каком-то количестве содержатся и в рыбах. Или, думаешь ты, знать и изыскивать лекарства свойственно скорее магу, чем врачу, чем, наконец, философу, который будет пользоваться ими не для наживы, а для оказания помощи? А ведь древние врачи знали даже целебные заклинания для ран, как свидетельствует величайший знаток древности Гомер, который заговором заставляет остановиться кровь, струящуюся из раны Улисса. [194] Ведь нет и тени преступления ни в одном из действий, направленных к тому, чтобы вернуть человеку здоровье!

194

См. «Одиссея», XIX, 456 ел.

«Но, — говорят мне, — если не с коварным намерением, то для чего же разрезал ты рыбу, которую тебе принес раб Темисон?» Как будто я только что ни слова не сказал о том, что пишу о частях тел всех животных, об их расположении, количестве и взаимосвязи, что я тщательно изучаю книги Аристотеля по анатомии и дополняю их. И я до крайности изумлен тем, что вам известна только одна рыбешка, которую, по вашим сведениям, я изучал, между тем как я успел уже изучить очень большое количество рыб и делал это повсюду, где бы только они мне ни попадались, и к тому же не тайком, а совершенно открыто, так что кто угодно мог быть свидетелем моих занятий — даже человек посторонний. В этом я следую обычаям и правилам моих учителей, которые говорят, что у человека свободного и благородного, куда бы он ни направлялся, намерения должны быть написаны прямо на лбу. Ту самую рыбу, что вы называете морским зайцем, я показывал многим людям, которые были тогда со мной. Я даже не могу еще решить, как называется эта рыба. Тут нужны особенно тщательные исследования, потому что даже у древних философов я не нахожу описания ее характерной особенности, хотя встречается эта особенность крайне редко и, ей богу, достойна упоминания. Дело в том, что, насколько мне известно, только у этой рыбы, в остальном бескостной, есть в животе двенадцать связанных друг с другом и соединенных в цепочку косточек, напоминающих свиные бабки. [195] Отметить это в своих сочинениях, конечно, не преминул бы Аристотель, если уж он, как о чем-то чрезвычайно важном, упоминает о рыбе-осле, [196] которая единственная из всех обладает сердцем, расположенным в центре брюшной полости.

195

По-видимому, это действительно был морской заяц, так как анатомическое строение этого животного почти полностью соответствует описанию Апулея.

196

Какая-то рыба из семейства тресковых.

41. «Ты, — говорят, — разрезал рыбу». Но допустимо ли вменять философу в вину то, что разрешается мяснику или повару? «Ты разрезал рыбу». Ты хочешь сказать: разрезал ее сырой? В этом меня обвиняешь? Если бы я сварил ее, взрезал живот и выковыривал оттуда печень, как учится у тебя обращаться со своей закуской этот мальчишка Сициний Пудент, то такой поступок не вызвал бы твоего осуждения. Но ведь для философа большее преступление поедать рыб, чем изучать их. Или прорицателям можно рассматривать печень, а философу, который считает себя гаруспиком [197] всех животных, жрецом всех богов, нельзя ее исследовать? Ты видишь мое преступление в том, чем я и Максим восхищаемся у Аристотеля? Нет, ты не сможешь обвинить меня до тех пор, пока не изгонишь из библиотек книг этого философа и не вырвешь их из рук ученых людей. Но довольно об этом — я и так сказал уже чересчур много.

197

См. прим. 38 к кн. I «Метаморфоз».