Шрифт:
1
Я не понимаю, как умудрился попасть в аварию. Да, шёл дождь, да, дорога была узкой, проходившей по краю скалистого обрыва, но я ездил по ней сотни раз, причём в любую погоду: в дождь, в снег, в гололёд. Я всегда очень аккуратно водил машину, и в тот вечер ехал не больше пятидесяти километров в час. Уже смеркалось, дорога была мокрой, противная морось налипала на лобовое стекло, но её тут же счищали дворники, так что я отлично видел, что находилось впереди. Угольная змея автомагистрали делила лесной массив надвое. Справа он заканчивался обрывом, за которым начинался следующий, но уже на гораздо меньшей высоте. Слева леса упирались
И вот на мгновение я прикрыл глаза, просто моргнул, а в следующее уже очнулся в морге. В холодном помещении без окон лежали тела на кушетках, накрытые белыми простынями.
Надо мной склонялось бесстрастное лицо патологоанатома. Он сообщил, что я пережил клиническую смерть. Мне было холодно. Безумно холодно. Голова раскалывалась. Врач ненадолго отлучился. Я был дезориентирован и плохо соображал. Мне показалось, он отсутствовал лишь мгновение. Доктор принёс мне тёплый плед и помог подняться. В моём теле не было переломов, только ушибы и царапины, что удивительно, поскольку мой внедорожник после падения с обрыва оказался смят, как консервная банка. Я получил сильную черепно-мозговую травму и впал в глубокую кому. Меня посчитали мёртвым. Пульс полностью отсутствовал. Врач скорой помощи констатировал смерть и отправил меня в отделение морга. К счастью, оно находилось при больнице, и как только я вернулся с того света, мне немедленно оказали медицинскую помощь.
Удивительным образом я довольно быстро шёл на поправку. Хотя не понимал, как вообще мог встрять в подобное приключение, едва не лишившее меня жизни. Днями напролёт, лёжа в отделении интенсивной терапии, я прокручивал в голове события, предшествовавшие аварии, и не мог вспомнить ничего необычного. Собственно, вся прошлая жизнь воспринималась мною, как чья-то чужая. Настолько отдаленными казались события даже месячной давности, будто произошли они не со мной. Всё было как в тумане. Но единственное, что я знал совершенно точно и мог поклясться в этом, что был трезв тогда. Перед аварией после работы я встретился с приятелем. Мы пошли в бар посидели, пообщались. Пил он, а я довольствовался лишь безалкогольным коктейлем. Потом я подвёз его до Театральной площади и поехал домой. Жил я за городом и каждый день наматывал по сорок с лишним километров. Мой путь на работу и с неё, вернее его треть, проходила по краю того злосчастного обрыва. Видно, в тот вечер удача отвернулась от меня. Когда-то это должно было произойти. Каждый год на том участке дороги бились десятки машин. Примерно по две-три каждый месяц. Местные власти рассматривали проект по установке специального импортного заграждения, но на него постоянно не хватало денег, поэтому его реализация всё откладывалась и откладывалась на неопределённый срок. Я же после случившегося со мной готов был лично идти к мэру и требовать, чтобы эту проблему решили, готов был даже судиться, только когда я вышел из больницы, всё это отодвинулось на второй план, потому как… В моей жизни стали происходить события, на фоне которых эта авария поблекла и превратилась в пустяк, тем более, я почти не пострадал.
Анализы показали, что в моей крови на момент аварии не было обнаружено алкоголя или иных, изменяющих сознание веществ. Но что тогда произошло? Трагическая случайность? Дорога была совершенно пуста. Я никого не обгонял, плёлся как черепаха и бац… В какой-то момент автомобиль будто сам по себе летит в пропасть. Задремать я точно не мог. Слишком громкая музыка в баре взбудоражила нервы, тем более, я был совой и обычно бодрствовал до двух-трёх часов ночи. Вечернее время для меня являлось самым продуктивным. Всё это я и рассказал инспектору ГИБДД. Он понимающе выслушал меня. Если б в моей крови обнаружили алкоголь, он бы разговаривал со мной в другом тоне. Тогда бы меня точно лишили водительских прав и выписали штраф, а так… Собственно, теперь они были мне не нужны. Мой автомобиль не подлежал восстановлению, а на новый не было денег. Я не был уверен, что вообще когда-нибудь ещё сяду за руль чисто по психологическим причинам. На работу теперь приходилось ездить на общественном автобусе, маршрут которого был гораздо безопаснее, но в два раза длиннее.
Меня ещё мучили головные боли, когда я решил досрочно закрыть больничный и выйти на работу. Три недели пролетели как три дня, но мои соседи по палате успели меня утомить. Со мной лежал паренёк лет двадцати со сломанной ногой и рёбрами
На одном из рисунков был изображён человеческий череп, а снизу, вместо привычного скелета, под ним радиально расходились тонкие серые кости, похожие на множество берцовых. Получался эдакий «дождь» из костей, мгновенно вселявший липкое чувство страха перед неизведанным. Надо сказать, что работа была выполнена великолепно. У парня явно имелся талант. Но сюжет… Сюжет картины пробирал до костей своей обречённостью, отчуждённостью от жизни и всего сущего, своей загадочностью, несмотря на простоту исполнения. Картина называлась «Торжество смерти». И может, до неё уже существовали подобные с таким названием, о которых я не слышал, но тот, казалось бы, обычный рисунок намертво отпечатался в моей памяти. Денис (так звали художника) пообещал непременно перенести своё творение на холст, и когда полноценная картина будет готова, пригласить меня в гости.
Второй мой сосед по палате оказался бывшим военным. Он тоже, как и я, попал в аварию, но ему повезло гораздо меньше, чем мне. Однако когда я оказался в палате, он уже шёл на поправку. Это был мужчина средних лет с густой тёмной шевелюрой и взглядом безнадёжно уставшего от жизни человека. Он почти ничего о себе не рассказывал. Больше молчал. Через день к нему приходили жена с дочерью, которые тоже были не особо разговорчивыми.
К художнику никто не приходил. Его родители жили в другом городе, и ничего не знали о случившемся с сыном. Он решил не сообщать им, что лежит в больнице, чтобы не расстраивать, тем более всё самое страшное уже было позади, и он шёл на поправку.
У меня тоже не было посетителей. В этом мы с художником оказались похожи. Я тоже не сказал отцу, что попал в аварию. Мы-то и созванивались от силы раз в месяц. А наши отношения можно было охарактеризовать лишь двумя словами: «всё сложно».
Пару раз со мной связывались коллеги с работы, но я сказал, что чувствую себя неплохо и приходить не нужно. Наверное, я просто не хотел потом быть должным за то, что меня навестят чужие люди, и не хотел, чтоб на меня смотрели с жалостью и сокрушались по поводу аварии.
Я трудился младшим научным сотрудником в одном из НИИ центрального Урала. Изучал квантовую физику, параллельно писал диссертацию. В моём сухом мире строгих формул не было места чувствам. Я давно так для себя решил, обжёгшись три раза. И тогда чётко понял, что четвёртого не будет. Девушки на работе постепенно бросили попытки пробить мою броню холодности и отчуждённости. А я понял, что ничего, кроме науки, мне не нужно. Меня совершенно не интересовало искусство: ни музыка, ни фильмы. Книги я читал лишь учебные, и когда спустя неделю после выхода на работу я обнаружил у себя на столе толстый конверт из светло-коричневой бумаги, а в нём – художественную книгу, то сильно удивился, размышляя, кто бы мог, зная мои предпочтения, сделать мне такой неуместный подарок. Это был сборник мифов. Книга в ярко-красной обложке, без названия и каких-либо опознавательных знаков издательства, содержала в себе легенды, которых я никогда ранее не слышал в своей жизни.
Перелистнув несколько страниц, я незаметно для себя увлёкся и начал читать. Я погрузился в повествование настолько, что даже забыл о времени и пропустил свою очередь для опытов в лаборатории, а это значило, что следующего раза мне бы пришлось ждать ещё неделю, хотя я ещё официально был на больничном.
В книге рассказывалось об устройстве вселенной, какой она виделась таинственному автору или авторам издания. Вернее, речь шла о множественных вселенных. Они образовывали так называемый Круг, состоящий из двенадцати пар – вселенная-антивселенная. В каждой такой паре увеличивалась мерность пространства. То есть начинался счёт с одномерных вселенных, далее шли две двухмерные, три трёхмерные и так далее. Замыкали круг двенадцатимерные. Мы жили в мире, состоящем из четырёх измерений и, как утверждали авторы книги, у него, естественно, тоже имелась пара.