Апозиопезис
Шрифт:
Она стиснула зубы так, что те буквально скрежетнули. И этот звук диссонансом вонзился в гаснущий ритм. И он освободил ее! Девушка отклеилась от подоконника, бросилась к туалетному столику и схватила один из револьверов. Она выстрелила в окно, целясь в небо. Бабахнуло громко! Оглушающий грохот выстрела прокатился по колодцу двора, загремел в водосточных трубах, тряхнул стеклами в окнах. Зато чары рассыпались.
Шарманщик глухо вскрикнул и опал на колени. Обезьянка начала пищать, детвора хором разревелась. Генриетта же упала грудью на подоконник, тяжело дыша, как будто после отобравшего все силы бега.
— Выходит, нужна будет
Варшава, 13 (25) ноября 1871 г., 14:30 пополудни
На обед подали суп с капустой и ячневую кашу, в дополнение ко всему меню — по кусочку черного хлеба. Данил с достоинством принял погнутую жестяную миску и деревянную ложку, спросил даже у охранника какой-нибудь аперитивчик, но ответа не дождался. Тогда он уселся за стол напротив Бурхан Бея, который уже принялся за еду.
— Я не успел попросить машинного масла, — пожаловался инженер турку. — В подобных условиях механизм начнет сбоить, сырость большая…
— Может даже ржаветь начнет, — сокамерник покачал головой. — Конечно же, если он настоящий, господин офицер.
— Да успокойтесь уже вы, никакой я не переодетый жандарм или провокатор, — буркнул Данил и погрузил ложку в миске, — а механизм у меня не заржавеет, потому что сделан из золота. Но только пускай это останется между нами.
Какое-то время ели молча. Потом изумленный Довнар выловил из супа приличный кусок мяса. Да, жилистого и твердого, но мяса. Он с признанием покачал головой. Быть может, блюдо и не было слишком изысканным и обильным, но, благодаря нему, можно было выжить. Если бы не холод, так в этой тюрьме можно было бы даже как-то и выдержать. И наконец-то нужно было подумать, как отсюда выбраться. Алоизий наверняка уже ожидал вызова. Вот только что с того? Ведь вдвоем они никак не перебьют охрану, а даже если и перебьют, то из крепости все равно не выберутся. Слишком много здесь военных.
Только-только успели поесть, как вновь появились охранники. Они забрали миски и ложки, а под конец приказали Данилу собираться. Они не беспокоились даже тем, чтобы снять перевешенные через плечо винтовки. Заключенного провели в другое крыло павильона и впихнули в просторное помещение. Инженера ударило волной приятного тепла, бьющего из фаянсовой печи. Он с трудом сдержался, чтобы не протянуть к ней руки или вообще сразу не прижаться к ней. К сожалению, в комнате он находился не один.
За длинным столом, покрытым сукном зеленого цвета, сидело трое. Пожилой господин в жандармском мундире и с генеральскими эполетами на плечах; элегантный джентльмен в модном современном пиджаке, с галстуком-бабочкой на шее, и автомат с жестяной яйцеобразной головой. Последний держал в пальцах перо, он был готов записывать все, что скажет заключенный. За их спинами, на стене, висел двухголовый орел из бронзы.
— Кто это у нас тут? — пожилой жандарм нырнул носом в разложенные бумаги. — Подозреваемый номер пятьсот тридцать. Уф, медленно что-то идет. Быть может, хоть из этого чего-нибудь выдавим, раз уж вы решили приехать на его допрос, — обратился он к моднику. — Так пожалуйста, можете его не жалеть. Смело, господин полковник Кусов, розги стоят вон там.
Варшавская
Данил глянул в указанный угол помещения. Там стояло ведро в котором — и правда — мокли розги. Рядом находились опирающиеся на стенку бамбуковые палки. Некоторые, уже переломанные на спинах несчастных, валялись тут же.
— Благодарю покорно, Константин Иванович, — поклонился Кусов, — Надеюсь, что прибегать к услугам насилия не придется. Ведь правда, господин Довнар?
— Я и не представлял, чтобы один джентльмен мог бы колотить палкой другого джентльмена. — Довнар стоял перед столом, не зная, куда деть руки. В конце концов, он сложил их за спиной. — Мы же цивилизованные люди. Пока же что я даже не знаю, за что меня арестовали, в чем меня обвиняют.
— Уже проверяю, — вежливо ответил на это генерал. — Материалы попутали. Тысяча семь, дай мне нужное дело.
Механическим жестом автомат передвинул папку по столешнице, не прерывая каких-то поисков в бумажках. Тем временем, полковник Кусов встал из-за стола и неспешно приблизился к Данилу. Он вставил монокль в глаз и обошел заключенного, словно пес, обнюхивающий подозрительную находку. Полковник был выше инженера ростом и лучше сложен телом. По сравнению с ним Довнар почувствовал себя маленьким и беззащитным. Помимо того, от жандарма исходил практически материальный холод, столь характерный для людей, склонных к жестокости и садизму.
— Не ищите, ваше превосходительство, я могу доложить и сам, — ледяным тоном сообщил Кусов. — Данил Довнар подозревается как соучастник в убийстве и шпионаже в пользу зарубежной державы. Пока что его ни в чем не обвиняют, но это очень быстро может измениться.
— Это какая-то ошибка, я все могу пояснить, — Данилу не удалось скрыть дрожь в голосе. — Я не имел ничего общего со смертью австрийского посла, не сотрудничаю я ни с какими державами. Я скромный исследователь, даю технические и научные консультации, провожу эксперименты…
— Где находится Алоизий Оржешко?! — рявкнул Кусов.
— Не знаю.
— Ну вот, господин Довнар, вы скрываете вражеского агента. Мало того, в течение множества лет вы проживали с ним под одной крышей.
— Но ведь Алоизий никакой не агент…
— Так? А это кто такой? — Модник подскочил к столу, открыл одну из папок и вытащил оттуда какую-то бумагу, после чего подсунул ее Данилу прямо под нос. На листке, покрытом экзотическим шрифтом и, похоже, вырванном из какой-то книги, находилась гравюра, изображавшая Алоизия, одетого в восточный халат и с тюрбаном на голове. Бумага уже пожелтела от старости.
— Не знаю, какой-то негр, — пожал плечами Данил.
— Выходит, не узнаете, так? Это Рафи Абу Хашим аш-Шихаб, персональный секретарь Севки Эфенди, канцлера Дивана [47] при дворе султана Османа III. Впоследствии он исполнял функции главы канцелярии его сына, Раги Паши, великого визиря султана Мустафы III. Мне удалось установить, что с 1812 года он пребывает в Польше, поначалу под различными венгерскими именами, но, в конце концов, был зарегистрирован как Алоизий Оржешко.
47
Турецкая Дума.