Аппендицит
Шрифт:
Они забрались в кабину. Ольга села к бульдозеристу на колени, он взялся за рычаги.
Сложная проблема за пару минут развеялась в пыль. Памятник без следа исчез в самой толще народной жизни, из которой днем раньше и появился. Винить кого-то за это было все равно, что винить порыв ветра, поваливший детский шалаш.
Счастливый председатель едва ли не на руках внес Ольгу в кабинет директора музея. Директор окинул героиню. ироническим взглядом Как оказалось, он тоже был не так глуп.
Память
Однажды
Все прошло замечательно и теперь они возвращались на поезде в Москву.
– А с кем это ты вчера весь вечер танцевала? – поинтересовалась у подруги моя мама.
– Так это парень с параллельного потока, – подруга назвала имя. – Не помнишь?
– Нет, – ответила мама.
– Там была еще какая-то история у него на свадьбе.
– Какая история? – спросила мама.
– Невеста приревновала его к одной девушке из гостей. Был ужасный скандал.
Они проехали еще какое-то время и тут мамина подруга вдруг расхохоталось. (Стоило бы написать «хлопнула себя по лбу и расхохоталась», но я не знаю, хлопала ли она себя по лбу. Напишу просто: «расхохоталась»).
– А ведь это я была той девушкой, – выговорила она сквозь смех. – Я была той девушкой…
И они принялись хохотать вдвоем.
Выборы
Начало 80-х. Ненавязчиво прошла советская избирательная кампания: на досках объявлений у подъездов закраснели заголовками листки с адресом участка для голосования.
Вот и все, что мне о ней напоминало, ведь я был студент и к тому, что говорили по телевизору, относился как к новостям из параллельного мира.
Настал день выборов. А мы незадолго до этого сделали родственный обмен и у бабушки поменялся адрес прописки. Бабушка на день выборов уезжала к своему старшему брату на Украину помогать ему сажать огород, но оставила мне паспорт и велела сходить и проголосовать за нее по новому адресу. Голосовать полагалось за единственного кандидата и для избирательной комиссии главное было обеспечить высокую явку на участок, поэтому паспорт вместо человека вполне годился для акта его свободного волеизъявления.
Порой, правда, случались казусы. Один научный сотрудник из лаборатории моего отца вдруг взял да и объявил, что не пойдет голосовать, потому как он – многодетный отец, а предприятие никак не выделит ему подходящую квартиру. И всему парткому, профкому и месткому пришлось его уговаривать и обещать, поскольку демонстративный отказ от голосования был большим скандалом.
А я проголосовал за себя и за бабушку и вернулся в квартиру, где она была прописана раньше. Незадолго до восьми вечера – а в восемь участки закрывались – в дверь позвонили. За дверью стояли трое: две женщины и чуть позади – мужчина. Он хоть и покачивался из стороны в сторону, но цепко сжимал в руках урну для голосования, словно это беременная
– Не можем уйти домой, – сказали женщины. – Ваша бабушка не проголосовала!
Я объяснил, что бабушка теперь прописана по другому адресу и там я за нее уже проголосовал.
– Она у нас в списках, – не отставали женщины.
Я стал им объяснять по второму разу, но мужик так выразительно посмотрел на меня – Тебя что, убудет?! – что я перестал кобениться и засунул бюллетень в урну.
Делегация поблагодарила и с чувством исполненного долга удалилась.
Бином Толстого
В старших классах наша учительница физики ушла в декрет и на подмену отыскали симпатичного пенсионера Дмитрия Николаевича. Похож он был на ведущего программы «В мире животных» Дроздова. Только на уже пожилого нынешнего Дроздова. Разве что, в отличие от Дроздова, у Дмитрия Николаевича были очки, а костюм он носил черный и с галстуком. За глаза мы звали его Димой.
Точно не помню, но думаю, что на его уроках я как победитель городских олимпиад (дело было в подмосковном Подольске) изрядно выпендривался. Но все же мы с приятелем с Димой подружились и как-то после уроков, хитро поблескивая очками, он рассказал нам такую историю.
– Преподавал я в одной московской школе. И однажды у нас организовали вечер, посвященный уже покойному Алексею Николаевичу Толстому. Пришли гости рассказать школьникам о большом писателе и в том числе две его вдовы. Директор ко мне:
– Что делать? Не могу же я два раза объявлять, что это жена Толстого! Вы представляете, что в зале будет?
– А вы скажите «член семьи Алексея Николаевича».
И Дима счастливо заулыбался, припомнив хорошо решенную задачу.
Евреи
При советской власти, работал я в подмосковном Троицке в филиале института атомной энергии.
К нам на установку часто заходил институтский фотограф. Человек он был замечательный – добрый, веселый. Звали его Анатолий Васильевич Иванов. На круглом курносом лице носил дядя Толя круглую бороду.
После работы он порой выпивал с нашими лаборантами.
На второй, примерно, порции всплывала еврейская тема. Иванов начинал жаловаться, что вокруг одни евреи и настоящих русских почти не осталось.
По мере убывания водки круг евреев все расширялся.
Лаборанты, забавляясь, постепенно подводили его к выводу:
– Дядя Толя, так, может, ты один настоящий русский остался?
– Я один, – с горечью вздыхал дядя Толя, глядя на стакан с водкой.
Застолье продолжалось, и лаборанты не унимались:
– Дядя Толя, так, может, и ты тоже еврей?
На глазах у дяди Толи появлялись слезы, он с отчаянием смотрел вокруг, потом голова его склонялась на грудь, а из груди раздавался тихий стон: