Апрельская ведьма
Шрифт:
— Пришла? — Гертруд нагнулась, ища сигареты.
Освальд вынул руку и повел ею вслепую над турецким курительным столиком, ощупью ища свой стакан.
— Угу, — отозвалась Биргитта.
— И нарядная какая, жуть... — сощурилась Гертруд, с наслаждением затягиваясь. — Откуда такая шикарная тряпка?
— От Тети Эллен.
— Эллен? Что еще, на фиг, за Тетя Эллен?
— У которой я живу.
Гертруд поморщилась и встала, прошла в болтающемся сползшем чулке к кровати и села. Как обычно, скрипнули пружины. Все было как обычно. Абсолютно. Ничего не изменилось.
— Значит, есть
Биргитта не знала, что отвечать, но это дела не меняло, поскольку Гертруд еще не выговорилась. Стряхнув пепел в сложенную лодочкой ладонь, она рассмеялась:
— Да, уж надо думать, денег ей хватает... Видно, хорошо ей платят за воспитание чужих деток, а, Освальд?
Освальд что-то буркнул, соглашаясь, из своего кресла. Гертруд, зажав во рту сигарету, снова окинула Биргитту взглядом:
— Да ты ведь у меня всегда была жутко хорошенькая. Прямо маленькая Ширли Темпл... Ну что, теперь ты небось довольна? Хочешь остаться у этой Эллен? Чтобы каждый божий день одеваться в шелка и бархаты?
Биргитта сжала губы и покачала головой. Нет! Она хочет домой к Гертруд, она же говорила уже тысячу раз! Но, может быть, она говорила слишком тихо, может быть, Гертруд ее просто не расслышала? Хоть бы это платье с розанами треснуло по швам и, превратившись в лохмотья, спало прочь с ее тела, чтобы она смогла наконец двигаться и говорить. Но нет: платье никуда не девалось, и Биргитта была не в силах шевельнуться. И говорить не могла.
— Кстати, что это за старуха? — Гертруд откинулась назад, опершись локтем о подушку. Она забыла, что только что стряхнула пепел в ладонь, и на покрывале появилось серое пятнышко. Но это пустяки, не огонь же, а пятно Биргитта отчистит в одну секунду, как только сможет сдвинуться с места.
— Слушай-ка, Освальд, — продолжала Гертруд. — Ты не знаешь, что это за тетка, у которой теперь живет Биргитта?
Освальд отпил из стакана и рыгнул.
— А как же, — отозвался он. — Эллен Юханссон. Она берет приемных детей, теперь у нее их штуки три-четыре.
Гертруд наморщила лоб:
— Которая Эллен Юханссон?
— Вдова Хуго Юханссона. Большая шишка был, помнишь, да помер лет десять назад...
Освальд, захохотав, сделал еще глоток и почесал грудь:
— Она, старая сволочь! Лет на двадцать его младше. Они и года вместе не прожили, как он копыта откинул, а она осталась в его доме и при его денежках... А он-то жил небедно.
Гертруд уже сидела в кровати, выпрямившись:
— Рак, что ли? Он что, помер от рака?
Освальд пожал плечами. Фиг его знает. Ну да все равно, Гертруд уже сама нашла ответ.
— Мать твою! Да я же знаю, кто это. Низенькая такая тетка, коренастая... Ха!
Она глубоко затянулась и, прищурившись, глянула на Биргитту:
— Можешь передать ей привет от меня. Передай ей, что я и ее помню, и ее недоноска. Мы же с ней рожали вместе.
— Клевая тачка, — говорит Биргитта, наконец пристегнув ремень безопасности.
Маргарета усмехается — можно подумать, ей сказали что-то смешное.
— Да ничего. Только разваливается потихоньку, вот глушак вчера сменила. Потому и пришлось забирать ее
А что, она была в мастерской? И предполагается, что Биргитта об этом знает? Сказано таким тоном, будто Биргитте это давно известно. С ней, кстати, многие так разговаривают. Видимо, считается, что Биргитта Фредрикссон умеет читать мысли. Ладно, не будем никого разочаровывать — лучше сменим тему.
— Так ты ехала на ней аж из самой тундры?
Маргарета качает головой, кончик языка она высунула, — такое впечатление, что рулит она языком, одолевая кольцевую развязку возле здания полиции.
— Нет, из Кируны я прилетела в Стокгольм. Машина-то не моя, я ее одолжила.
Биргитта нащупывает в кармане сигареты:
— У кого это?
Маргарета снова усмехается:
— У одного знакомого. Клас его зовут.
Биргитта поднимает брови, одновременно вытаскивая сигарету из пачки. Там почти ничего не осталось.
— Что, клевый мужик?
— Да, пожалуй. Очень даже клевый во всех отношениях.
— Вы поженитесь?
И опять Маргарета ухмыляется, — с чего это она так развеселилась?
— Вряд ли. Мы с ним оба не то чтобы the marrying kind... [27]
Да что за гадство? Что, по-человечески сказать нельзя? Биргитта перезабыла уже весь свой школьный английский, она ничего не поняла, но не намерена об этом сообщать, чтобы Маргарета не задрала нос еще выше. И поэтому помалкивает, закуривая.
27
Из тех, кто женится (англ.).
— Дай и мне тоже, — говорит Маргарета и протягивает руку, не отрывая взгляда от дороги.
Биргитта заглядывает в пачку:
— Там вообще-то не так уж много осталось.
И секундой позже понимает, что выразилась не совсем удачно. Ротвейлер опять проснулся.
— Вообще-то это мои сигареты! — шипит Маргарета и тянет пачку к себе.
И все равно классно, когда сидишь в машине, а тебя везут, даже если за рулем ротвейлер. Биргитта зевает и потягивается. Черт, скоро она уже будет дома, хватанет пивка и завалится баиньки. А утречком проснется и все забудет напрочь: и анонимку, и задавак, все эти пакости.
— Устала?
В Маргаретином голосе ехидство, она продолжает сволочиться, хотя свои сигареты успела прибрать. К тому же одна у нее уже во рту — так радуйся, и хватит злиться! Отвечать Биргитта не намерена, она откидывается на спинку сиденья и закрывает глаза. Но Маргарета в упор не видит, что человеку спать хочется, и болтает, не закрывая рта:
— Между прочим, я тоже здорово устала. Не знаю даже, как доеду до Стокгольма. Могу и уснуть за рулем.
Ну надо же, как интересно! С ума сойти! Но Биргитте, честно говоря, хочется спать, у нее своих забот хватает и нет ни малейшего желания слушать еще и про Маргаретины. Кто из них, кстати, умирает и имеет по такому случаю право на снисхождение? А? Просто любопытно бы узнать. Но лучше рта не открывать и держать свое любопытство при себе. Чтобы не стать в следующую секунду кормом для ротвейлера.