Аптечное дело
Шрифт:
— Вам бы побеспокоиться о том, чтобы самому не попасться. Если вы читаете газеты, то наверняка знаете о некоем Пришляке, следователе. Он очень честолюбив, и ему просто не терпится поймать того, кто убил одного нудного высокопоставленного и тупого, как сибирский валенок, бюрократа. Он даже чуть было не повесил это убийство на меня.
Миркин посмотрел прямо мне в глаза:
— Я и на пушечный выстрел прошлой ночью не приближался к «Невскому Паласу». Я думал, Зиганшин был в Москве.
Так вот какова его версия происшедшего. И вероятно, он сможет ее доказать. Бурциевич, конечно же, тоже будет настаивать на этом. Они оказались бы весьма легкомысленными людьми, если бы не позаботились
— Такие люди, как Табаков и его дочь, не могут исчезнуть просто так.
— Табаков никуда и не исчезал. Завтра он вернется из Чехии, где гостил у своего друга. Он страшно удивится всей этой шумихе. Его дочь уехала в Самару с друзьями — у них там дача. Он позвонит ей и застанет ее живой и невредимой. Когда девочка узнает, что тревога была ложной, то сообщит, что собирается съездить с друзьями покататься на лыжах в горах. Оттуда, вероятно, она полетит на курорт. Может быть, она даже выйдет там замуж и очень долго еще не вернется сюда.
Я смотрел на Миркина холодно и понимающе.
— Табаков, конечно, согласится с этим.
— Думаю, да, особенно после того, как я вновь поговорил с ним. Думаю, он даже обнаружит какую-нибудь ошибку в своей формулой и забудет о ней вообще.
— А сами вы в ней не заинтересованы?
— Ну конечно, профессор раскроет нам ее секрет. В один прекрасный день эта формула может нам пригодиться, особенно если ее откроет кто-то из наших химиков. Но в настоящее время господин Бурциевич вполне удовлетворен собственным способом производства инсулина.
— И Табаков не откроет рта, пока его дочь у вас в руках в качестве заложницы?
Мир н пожал плечами:
— Вам прекрасно известно, как именно происходят подобные вещи. Вы сами знаете, что именно он сделает.
Я знал. Конечно, отдельный человек мог быть способен на героизм, но его легко сломать безжалостным научным методом. Ну а перед лицом опасности, которая угрожает дочери, этот героизм может не проявиться и вовсе. Я не сомневался, что именно Владимир Миркин — тот самый человек, которому поручено компетентно и всесторонне контролировать это дело. Миркин не был обыкновенным головорезом, иначе он и не занял бы свое нынешнее место в «Фармбиопроме». Глядя на него, никто бы не усомнился, что у него образование, как минимум, в объеме института, даже если большую часть учебы он провел на футбольном поле. Он был определенно умен и по полному праву находился в окружении Бурциевича. К тому же он был достаточно восприимчив, чтобы набраться умных мыслей у Бурциевича, используя их в дискуссиях. Он верил в то, чем занимался, и был убежден, что поступает правильно. И уж он-то ни за что не наделает глупых ошибок. Мне вовсе не нужно было давить на него, чтобы тот завершил композицию. Миркин и сам прекрасно знает, как именно завершить то, что начал.
Итак, оставался лишь один вопрос.
— А как Лариса чувствует себя в этой ситуации?
— Лариса о ней даже не задумывается. Время от времени она выполняет отдельные поручения отца. Вероятно, он сказал ей, что вы связаны с кем-то, кто пытается подорвать позиции «Фармбиопрома». Ничего больше ей знать не нужно. Но вы ей, кажется, вскружили голову. — Миркин заговорщически посмотрел на меня. — Но это уже ваше дело, с ней можно неплохо провести время.
— Если бы я занимался футболом… — сказал я.
Миркин понимающе кивнул:
— Ну чего упрямиться? Вы же не сможете выиграть. Нет и следа раскаяния за то, что вы делали раньше.
— Ну а если я вас выдам?..
— Ну зачем снова говорить одно и то же? Вы же понимаете, что просто так мы вас не оставим. Вы повязаны с нами.
Я взглянул на кончик сигареты. Вспомнив предупреждение Миркина, я даже не пытался встать и подойти к пепельнице, которая стояла перед ним. Я затоптал сигарету и зажег другую. В своей жизни я неоднократно слышал угрозы но, пожалуй, ни одна из них не звучала так убедительно, как произнесенная только что. Это производило впечатление ледяной неизбежности, которой ничто не могло противостоять. И я понимал, что Миркин осознавал то же самое.
Миркин встал, все еще держа пистолет.
— Почему бы вам хорошенько не обдумать предложение господина Бурциевича? — спросил он, направляясь к двери, через которую вышел Пирчюпис. Открывая ее, он кивнул головой в сторону второй двери: — Кстати, великий Табаков и его дочь в соседней комнате. Можете с ними поздороваться, если хотите.
Оставшись один, я встал, внимательно осмотрел комнату и подошел ко второй двери. Нажал ручку, дверь легко открылась. Комната была похожа на ту, где я только что находился.
Вероника и ее отец сидели на диване рядом. Я понял, что это ее отец, еще до того, как девушка вскочила и представила нас друг другу.
— Ну как вы? — спросил я после обмена приветствиями.
Мы пожали друг другу руки — странная формальность, особенно в создавшихся условиях. Вероника стояла рядом, взяв меня под руку. Я улыбнулся ей:
— Как здесь с акустикой?
— Мы слышали весь ваш разговор, — ответила она.
— Значит, мы сэкономим массу времени, — сказал я. — Меня не очень интересуют детали того, как именно вас похитили. Сейчас это неважно.
— Что вы говорили о Зиганшине? — спросила Вероника.
— Они убили его.
Потом я рассказал все: и о содержании досье, и о своем разговоре с Пришляком. Я легко перескочил через эпизод встречи с Ларисой, хотя и воздал ей должное за предупреждение о возможной ловушке, не вдаваясь в подробности того, каким именно образом это предупреждение было передано. Я заметил, однако, что взгляд Вероники стал задумчивым.
Определенным образом я виновен в смерти Зиганшина, — сказал я, — вы и сюда попали по моей вине. Мы все ошиблись в нем. Очевидно, он был обычным честным дураком. Поэтому я и пошел к нему, решив перетянуть его на свою сторону. Конечно, пяти минут для этого оказалось мало. Зиганшин слишком долго вникал во все, что длиннее пословицы. Я был уверен, что наш разговор будет неприятен этим подонкам. Так оно и оказалось. Я не знал, что той же ночью Зиганшин встречался с Бурциевичем и Миркиным. И даже увидев Миркина в вестибюле гостиницы, не связал его появление с возможной бедой. Думаю, они решили провести свою встречу в Питере, потому что в Москве слишком многие следят за тем, кто с кем встречается, и интересуются — зачем.
Они уже знали, что лед под ними становится все тоньше, а тут еще я начал его подтапливать… Бурциевичу было необходимо убедиться, что Зиганшин будет делать то, что выгодно им. И вдруг наш честный дурак взбунтовался. В его серую массу, называемую мозгом, проникло подозрение — и теперь его уже стало трудно сбить с панталыку. А когда Зиганшин еще и поговорил с Сысоевым, дело начало принимать для них совсем нежелательный оборот. Возможно, они попытались угрожать ему или шантажировать. Но Зиганшин был слишком упрям или слишком глуп, чтобы испугаться или продаться — сейчас уже неважна причина. Оставалась единственная возможность остановить его — убить. И они убили.