Аптечное дело
Шрифт:
Я надеялся, что дела обстоят именно таким образом, и перебрал все возможные варианты. Спустилась ночь и народился новый день, пока мой поезд не добрался наконец до Усмановска.
22
Взять такси на Усмановском вокзале было делом немыслимым, поэтому пришлось втиснуться в древний автобус, где мне порядком отдавили ноги. От остановки мне предстояло еще с километр пройти пешком, но я не роптал на судьбу. Я не слишком удивился, когда навстречу проехал зеленый «уазик». В нем сидели Бескудников и еще какой-то мужчина могучего телосложения в милицейской фуражке. Бескудников узнал меня
— Что-нибудь случилось, пока меня не было? — спросил я.
— Я отвожу своего человека домой, — объяснил Бескудников. — Мне позвонил Сысоев и сказал, что дело прояснилось.
— Он позвонил вовремя, — зевая добавил коллекционер бабочек. — С самого Нового года я еще ни разу не спал нормально.
— А где были вы? — спросил Бескудников.
— Я только что с питерского поезда.
— Значит, Сысоев вас просто не застал. Позвоните ему сами. — Бескудников завел машину. — Он сказал, что, может быть, вернется. Если я увижу его первым, то сообщу о вашем возвращении.
Я кивнул, и машина тронулась с места.
Мне не удалось бы ничего объяснить Бескудникову и даже самому себе, но предчувствие, граничащее с уверенностью, уже охватило меня. Тело как будто научилось свинцом. Ковыляя по слякоти, я ругался про себя. Происшедшее уже невозможно было изменить. Я совершенно точно знал что произошло. Поэтому, когда я вошел в дом, позвал Веронику и в ответ не услышал ее голоса, то не пережил ни шока, ни волнения. Меня как будто ударили в солнечное сплетение — я ощутил боль, но не сам удар.
На мой зов из кухни вышла Анна Поликарповна и сказала:
— Я думаю, Вероника Константиновна вышла по делам.
— По каким таким делам она вышла? — спросил я ледяным тоном.
— После того как Бескудников забрал своего дежурного, приехала другая машина. Вероника Константиновна вышла из дома, я слышала, как она оживленно с кем-то разговаривала и ей сказали, что все в порядке. Я даже подумала, не вы ли приехали.
— Вы не видели машину или кого-то из тех людей, с которыми разговаривала Вероника Константиновна?
— Нет. — Еще прошлым утром я решил, чтоАнна Поликарповна — пустоголовая оптимистка. Но даже она что-то заподозрила, заметив мое холодное спокойствие. — Что-нибудь случилось?
Говорить с ней было бесполезно. Поэтому я коротко ответил:
— Ничего. Абсолютно ничего.
Я повернулся, вошел в гостиную, постоял немного, потом зашагал по комнате. Вероятно, так же чувствует себя начинающий гопник, впервые гробанувший большую сумму денег в сберкассе. Он не успел еще насладиться богатством, весь мир вроде бы под его ногами, как вдруг он осознает, что видеокамеры были включены, физиономию его видели двадцать человек, и теперь поимка его — лишь дело времени. Его вдруг осеняет, что он совершил ошибочный шаг и жизнь его отныне пойдет по-другому. И хочется что-то исправить, но механизм запущен, и уже ничего нельзя изменить. Случай был иным, но ощущение — сходным.
Я даже не побеспокоился позвонить Сысоеву, чтобы проверить свое подозрение. Мне и не нужно было ничего проверять. Я знал, а не подозревал.
Да и что могут сделать Сысоев или Бескудников? Начинать все сызнова, возвращаться к моменту пропажи Табакова? Но можно иметь в своем распоряжении все микроскопы в мире и всю милицейскую рать, но с чего начинать, если начинать не с чего? Если никто никого не видел? Если никто не оставил никаких следов?
Совершать набеги наугад в надежде выяснить нечто, оправдывающее их беззаконность? Демократическое
И, вот я вновь становился вне закона. Любой ответный выпад, который мне придется отражать, я буду отражать в одиночку.
В пять часов я звонил в «ночной клуб», куда меня давеча приглашали на сеанс сексуальной терапии. Была ли там Лариса, я не знал. Она оказалась на месте и подняла трубку после первого гудка, как будто ждала звонка. Свидание с ней могло мне помочь, а могло и оказаться бесполезным. Рассчитывать отныне приходилось лишь на себя. В свою интонацию я вложил все присущее мне обаяние, весь напор, перед которым никто никогда не мог устоять.
— Ларисочка, — проворковал ей я. — Благодарю тебя за все. Ловлю тебя на слове и буду к ужину.
И помчался на вокзал.
23
Роберт Бурциевич был похож на миллиардера не более, чем любой другой миллиардер, всем своим видом опровергая грубые коммунистические карикатуры на капиталистов. Я даже подумал, что, видимо, у всех миллиардеров был какой-то врожденный инстинкт, позволявший им мимикрировать, — иначе вряд ли они бы выжили и преуспели.
В нынешние времена, времена поголовной гонки за деньгами, миллиардерам требовалась определенная защитная окраска, которая позволяла бы им преуспевать в своем непопулярном качестве, спасаясь от зависти окружающих.
Бурциевич был мужчиной высокого роста и хорошего, крепкого сложения. В таких же, как и у его дочери, светлых волосах, проглядывала седина. Его лоб переходил в залысину, а светло-голубые глаза ничего не выражали. Лицо Бурциевича было худощавым, выражение его — спокойным и ненапряженным. Одевался он добротно и дорого, но неброско. Был тонок в талии, что, наверное, приветствовалось в среде миллиардеров. В отличие от большинства людей, занимающихся сидячей работой, миллиардеры могут позволить себе все виды массажа, любых тренеров, теннисные клубы, бассейны и иные средства, чтобы как можно дольше выглядеть не старше пятидесяти лет. Бурциевич был представителем того нового поколения миллиардеров, которое выполняет свою работу так же спокойно, как кто-то выполняет работу каменщика, не имея никаких особых претензий относительно своей роли в развитии цивилизации. Это было точно такое же ремесло — приходилось учитывать различные факторы, предпринимать те или иные шаги, но в иных обстоятельствах, чем большинство людей. У них иные доходы и иной уровень жизни. Но и каменщики живут не так, как пастухи, хотя и не задумываются об этом.
Бурциевич пожал мне руку и сказал:
— Я рад вас видеть, — и лично налил мне мартини из шейкера.
У него оказались приятные манеры и приятный голос, он был сердечен и держался с достоинством, не пытаясь ни снискать расположения собеседника, ни подавить его своим авторитетом. Он внушил доверие — свойство людей которым нет нужды ни у кого просить одолжения или навязывать кому бы то ни было свои услуги. Этот человек располагал к себе. В определенном смысле я тоже проникся к нему расположением — по крайней мере, общаться ним было легко.