Аптека Пеля
Шрифт:
«Весело тут у них», – хмыкнул Санек, и, походя, пнул одного в клетчатый зад. Но вопреки привычной легкости движения в эфирном мире, нога его, ощутила сопротивление, да такое, что с кудрявой головы господина слетел угольный котелок, а сам он проехался по камням подбородком. От нечаянной радости и изумления, что мир вдруг стал материальным Санек, остолбенел и уставился на живо вскочившего человека теперь попеременно потиравшего ладонью то зад, то подбородок. Ему явно расхотелось придуриваться, но остальные насмешливые господа, ничего не замечая, продолжали веселье.
Тут же, не раздумывая, Саня нагнулся за головным убором весельчака, но тщетно. С тем же успехом он мог бы зажать в кулаке сигаретный дым, манерно выдуваемый дамой под
Тем временем темная фигурка девушки мелькнула в последний раз и скрылась за углом дома по Восьмой линии. Нужно было немедленно догонять, чтобы не потерять из виду, вдруг свернет в какой сквозной двор, и не отыщешь. Напоследок он все же не удержался и яростно сунул кулак в круглую фару самоходного экипажа, но опять безуспешно.
Торопливо шлепая босыми ногами по влажной после дождя мостовой, Санек испытывал необычайную радость. Хоть что-то в другом Питере можно осязать, иначе бы он провалился в преисподнюю или взмыл в облака, но пока, что дом, в котором он теперь жил, квартира, которую арендовал за кривую надпись, и вот эта почва под ногами, не давали ему окончательно свихнуться.
Совсем осмелев, парень разбежался и пролетел несколько кирпичных стен наискосок, чтобы срезать угол. Он выскочил на Восьмую аккуратно посредине и чуть не сшиб прекрасную Евлампию. Хотя какое там сшиб! Легким призраком питерской ночи она летела по прямой, уже до самого своего дома: вдоль ограды Благовещенской церкви к темному трехэтажному строению, не встречая на пути ни одного человека и экипажа. Какая все же смелая барышня, не отставая, удивлялся Санек. Ему хотелось непременно узнать, где и как она живет, ему хотелось снова и снова вдыхать ее запах, тонкий и нежный запах неминуемого счастья, случайно ворвавшийся в смрад питерской ночи. Он шел совсем близко с ночной феей и дышал, дышал… и не мог надышаться.
Лампушка скользнула за ограду трехэтажного строения, остановилась у входа, встряхнула на пороге шаль от мелких брызг, только что начавшегося дождя и несколько раз ударила металлическим кольцом в глухие двери. Она подождала с минуту и постучала снова. В первом этаже тускло забрезжил свет разгорающейся керосиновой лампы и, вскоре из-за дверей высунулась косматая голова с окладистой бородой. Заспанный мужик, почесывая башку, приоткрыл двери, и девушка юркнула внутрь.
Пройти сквозь стену и оказаться в комнате барышни – нет ничего проще. Но только если Лампушка жила на первом этаже. А если выше… ступени из тумана вряд ли выдержат Санькин центнер. Тут и пробовать незачем, его удел в другом Питере – земля, возможно вода, Правда, ходить по ней он еще не пробовал. И тут Саня задумался, а ведь странно, что во флигеле Пеля лестница крепка в любом Питере…
Парень отошел от дома и присел на корточки, обхватив мокрые, холодные плечи. Над его головой смыкались кроны лип, но сейчас в их листьях не было проку. Пытаясь скинуть воду, он затряс головой как пес. Да, он пес. И будет сидеть возле окон – вдруг одно из них помаячит ему – она здесь!
Так и случилось. Второе окно от дверей, прямо напротив в первом этаже пару раз мигнуло желтоватым светом. Санек медленно поднялся и, сделав несколько шагов, замер в нерешительности. Сейчас он мог запросто нарушить все законы физики и этики, нагло завалиться сквозь стену в девичью опочивальню и беспардонно зырить на все ее родинки, бантики, подвязочки… Хотелось очень, но он сдержался. Лишь узкая щель меж двух занавесок, досталась ему в награду за терпение. Через нее, вытянув шею, он мог различить блеск медного умывальника, матовое плечико, и золотистую дымку волос подобранных костяным гребешком. Воображение дорисовало белоснежную постель, простынь с подзором, высокую подушку… Закрыв глаза Санек испытал сладкое чувство, представляя как приляжет рядом, погладит ее ароматные локоны, раскиданные по подушке… Возможно от волнения и желания, голова его пошла кругом и в тот момент, когда небо с землей почти поменялись местами, грубый
Глава шестая
– Ты кто такой? – поинтересовался тот кто был за спиной уставшим голосом, и руки в браслетах с силой дернули вверх. От боли Саня сгорбился и медленно развернулся к собеседнику, а пока выпрямлялся, успел разглядеть на его ногах серые от пыли берцы, пузырями в них заправленные серо-синие брюки, ремень, кобуру, бляху и, наконец, в алой рамочке «визитку» – полиция. Страж порядка был ниже на две головы, зато шире на два торса. Невысокий и плотный, с девичьем румянцем на щеках, оценивающим глазом он скользнул по Саньку, теперь под светом прожекторов, в намокших светлых трусах казавшемуся абсолютно голым и беззащитным. – Ты кто такой? – повторил свой вопрос страж порядка, с таким видом, будто заранее не верит ни единому слову, будь перед ним потерпевший или преступник.
– Саня Чепухин, – честно признался парень, пока не понимая радоваться ему или нет, что снова закинуло в привычный Питер. Хотя то, что с ним теперь происходит, привычным никак быть не может. Он ничего не нарушал. Никогда. В чем тут же решил признаться. – Я ничего не делал. Меня за что?
– Ничего не делал… – повторил полицейский равнодушно. – Только ночью голый заглядывал в окно особо охраняемого объекта. С какой целью? – И не дав парню ответить, продолжил за него. – Пытался незаконно проникнуть. Давай, разворачивайся. Сейчас выясним кто ты такой. – И он ткнул Санька меж лопаток тупым и липким кулаком, направляя в сторону двери под козырьком, за которой совсем недавно скрылась барышня Серёдкина.
– Какой еще охраняемый объект? – недоумевал Санек, поскальзываясь на мокрых ступеньках.
– Читай, – коротко бросил полицейский. На стене под флагом России весела синяя доска и прежде, чем его затолкали в помещение, он успел прочесть: «30 отдел полиции».
Внутри было пустынно. Слабый гул доносился из-за стекла. В дежурке работал телевизор. Двое ментов смотрели футбол.
Пока его конвоир о чем-то переговаривался с дежурным, Саньку приказали сесть на металлический стул, который обжег зад и ляжки арктическим холодом. Ступням тоже досталось. Кафель в отделении не предполагал подогрева и по ощущениям напоминал каток. Парень, как мокрый воробей на жердочки весь собрался в комок, нахохлился то ли от ледяного дождя, пролившегося на его белобрысую голову, то ли от страха, что влип не по-детски. Поди докажи теперь, что он Санька Чепухин, – фиг поверят, точно так же если бы он назвался Илон Маском, документов-то нет.
– Пили? Вещества запрещенные употребляли? – поинтересовалась девица в погонах сержанта на огромной, словно с мужского плеча форменной куртке. Из-под бейсболки торчали сосульки желтых волос.
Санька мотнул головой.
– Что делали ночью возле отдела полиции? – она была нарочито резка, так чтобы никто не заподозрил ее в женской слабости.
Сказать, что подглядывал за барышней Евлампией, и уже не выйти на свободу. Еще и дурку вызовут. На освидетельствование потянут. Санек молчал.
– Документы имеются?
– Они у вас. Ваши забрали, – чистосердечно признался, надеясь облегчить свою участь, но не вышло.
– Давай, Валера, до утра его в обезьянник, а там Сергеич придет, разберется, – обратился к девушке тот, что прихватил Санька у дома. – Что с него взять: голый, трезвый, но какой-то подозрительный, – приговорил он арестанта, зевая. – Устал я сегодня что-то зверски. Пивка и в койку. Все, мое дежурство кончилось. Давай, поднимайся.
Саня поднялся с нагретого стула и пошлепал за решетку, оставляя за собой мокрый след. Со света он не сразу заметил, что в камере не один. В углу на лавке в полумраке белел, будто набитый чем-то мешок. Санек сел тут же у решетки на противоположную скамейку и, растирая запястья, освобожденные от наручников, пригляделся.