Араб с острова Банда
Шрифт:
Расторговались мы с шаманом быстро и расстались почти друзьями. Капитан удивился, когда мой груз ушёл прямо с борта, а на его место, в те же ящики, где лежали ткани, перекочевали пятифунтовые мешки с мускатным орехом, жемчугом и золотыми самородками.
Сам капитан и двое английских купцов с шерстяной тканью прогадали, зато хорошо распродали рис, чуть выше номинала, и посему все были довольны. На самом деле, даже если каждый из них привезёт по мешку мускатного ореха затраты окупятся десятикратно.
Каракка, взяв груз пряностей, золота и жемчуга,
Пассажиры и экипаж «Санта Люсии» остались на берегу, присоединившись к экипажам «синцев» и «араби». Оказалось, что аборигенки не чурались плотских утех, были веселы и естественны и это нравилось пришельцам. Те, аборигены, кто не участвовал в «оргиях», с удовольствием пели и танцевали.
Я решил посвятить время изучению «своих» вещей и размышлениям о свалившемся на меня бремени, и сообщил капитану, что с удовольствием останусь на борту. Тот с радостью покинул корабль, бросив его на моё попечение. Его ялик так вспенил воду, отчалив от борта, что я услышал, как вахтенный марсовый зарыдал. Кроме меня и марсового на борту остались ещё двое матросов.
Перво-наперво я обошёл небольшое судёнышко, взбодрив ютового и бакового оплеухами. Рыдающему марсовому хватило показанного с палубы кулака. Матрос рыдал шутейно и мне ответил весёлым и пьяным гоготом.
— «Вот паразит!», — подумал я, — «Он точно выкупил у кого-то три вахты за добрую порцию рома. Но не лезть же по вантам в его гнездо».
Я не был уверен, что вообще смогу залезть по верёвкам на высоту пятого этажа. А эта сволочь может и столкнуть, если попытаться устроить с ним сражение за выпивку.
Полюбовавшись стоящими на рейде парусниками я ушёл в «свою» каюту и открыл сундуки.
Верхний был наполнен носильными вещами: парадным камзолом со штанами, нательными шёлковыми рубашками, носовыми платками, чулками, двумя парами туфель, тряпичными и кожаными перчатками. Сверху лежали две фетровые шляпы, вставленные одна в другую. Рядом лежал футляр с перьями для них. Во мне проснулся «зоолог-орнитолог» двадцатого века и, поковырявшись в приобретенных когда-то наскоро знаниях, я признал в двух перьях петушиные, в одном — страусиное. Сюда же отправились перья райских птиц, подаренные мне шаманом.
Второй сундук был под завязку заполнен довольно подробными мореходными картами больших и малых размеров. Некоторые карты были старыми. Одна карта с новыми пометками пройденного нами маршрута, с обозначенными на ней встреченными островами и мысами. На мой взгляд, карта была очень далека от действительности.
Особенно меня поразил размер острова Мадагаскар, нарисованный очень уверенно. Он был чуть меньше Индии. Разглядывая карты, я понял, что это наследство «моего» отца. Папа Бартоломеу зашел, вероятно, много дальше мыса Доброй Надежды, отмеченного в его официальном отчёте, и только потому, что у него с собой не было золота, он не смог закупиться товаром в Индии. А может и закупился, да никто об этом не знает. С чего-то же
В третьем сундуке в индивидуальных ящичках лежали навигационные приборы: астролябия, секстант, подзорная труба, на которой было выгравировано: «Леонардо да Винчи. MDIX.». То есть — тысяча пятьсот девятый год.
Я смотрел на эти чудеса «науки и техники» и понимал, что ими придётся пользоваться. И я даже понимал, и знал, как. Причём, я понимал, что сюда, в Индонезию, Педро Диаш шел с одними знаниями, а сейчас я совсем другой. К тому же у меня появился морской хронометр с логарифмической линейкой, коего до сих пор не было, и который я знал, как применить для штурманского дела.
Хотя стой! Почему у меня имеется стойкое ощущение, что хронометр у меня был, только он всё время пролежал у меня в кошельке. Не понятно. Хронометр-то очень даже современный. То есть сильно современный. Из двадцать первого века, между прочим. Однако, поломав немного голову, и поняв, что разум бессилен, я оставил тему хронометра для подкорки.
Ещё было светло, и я вышел на палубу проверить «дальнозоркость» подзорной трубы, или, скорее всего, маленького телескопа, потому, что прибор был тяжёл и имел сборную треногу.
Как оказалось, труба выдавала перевёрнутое, примерно двадцатикратное, изображение, что было очень непривычно и не очень удобно.
Я посмотрел на берег, потом на корабли у причала, потом на корабли на рейде. На одном паруснике явно готовились к отплытию: разносили такелаж, расчехляли паруса. Мне показалось это странным. Уходить в ночь, по-моему, было неразумным. Хотя… Что я знал о здешних порядках? Парусник был португальский и здесь они пытались хозяйничать, навязывая сферу услуг, типа «охрану от себя». Они и нашему капитану, встретив на берегу, предлагали сопровождение и защиту от пиратов.
Я увидел, как от их борта отчалила парусная шлюпка, которая направилась в нашу сторону.
— Вахта! Смотреть в оба! Слева по борту шлюп.
— Вижу слева, сэр! — Крикнул со стеньги вахтенный.
В трубу я увидел с десяток хорошо вооружённых матросов и офицера. Шлюп сблизился.
— Могу я поговорить с вахтенным офицером?! — Крикнул командир.
— Слушаю вас! — Ответил я.
— Мы досмотровая команда португальской королевской администрации порта Банданейро. Нам поступила информация, что на вашем судне скрывается очень опасный государственный преступник. Мы вынуждены осмотреть судно.
— Вы шутите, сэр? Это исключено. И о какой португальской администрации вы говорите, когда этот город — порт свободной торговли. Портофранко!
— Извините, сэр. У нас предписание и десятеро вооружённых матросов. Не рекомендую противиться. Иначе мы применим силу.
— Это противоречит морскому кодексу, сэр, и мы вынуждены будем защищать территорию Англии от вражеского вторжения.
Говоря это, я чуть выглядывал из-за большого деревянного блока, потому что видел направленные на меня стволы ружей.