Арабеска зеркал

Лонго Саша

Она прекрасно помнила тот вечер, когда, засидевшись за чашкой чая и разговорами, она дождалась прихода домой Всеволода Сергеевича. До этого вечера ее отношение к учителю, как и многих ее сокурсников, было замешано на обожании, трепете и легкой боязни разочаровать его. Он бывал строг в процессе обучения, требователен и бескомпромиссен. В домашней обстановке Всеволод Сергеевич показался Аркадии теплее и ближе. В этот вечер по просьбе Василисы он вышел проводить ее. Аркадия много раз возвращалась к тому их короткому разговору и точно знала, что это было начало. Начало их трепетной дружбы, окрашенной страстной любовью с его стороны и девичьей платонической влюбленностью - с ее. Она понимала, что больше дать Всеволоду Сергеевичу вряд ли сможет, поскольку между ними всегда тенью присутствовала Василиса Николаевна. Аркадия не могла так с ней поступить. Ее мастера любили друг друга. Это было заметно даже непосвященным. Как и то, что Всеволод Сергеевич оказывает знаки внимания своей студентке. Аркадия была достаточно честна сама перед собой: ей льстило внимание такой авторитетной фигуры в театрально-музыкальном мире, и какое-то время она поощряла его. До тех пор, пока они не оказались вдвоем на даче у Всеволода Сергеевича:

–

Аркаша, я не могу так больше!

Его голос звучал хрипло. Он был взволнован. С некоторых пор Всеволод называл ее так, как было принято в семье.

– Всеволод Сергеевич, я не смогу, простите…

С этого момента Аркадия познала абсолютную власть над мужчиной. Всеволод Сергеевич принял правила игры, но всегда ненавязчиво давал понять своей Аркаше, как много она для него значит… Может быть, именно тогда в ней родилась Королева, которая испытала славу, признание тысячи поклонников и научилась хладнокровно владеть сердцами. Талант Аркадии нуждался в огранке для создания оптимального сочетания блеска и игры света, преломления и отражения ее глубинной сущности, превращения ее в радугу образов и возвращения к внутреннему естеству. Миф о Пигмалионе и его Галатее в тысячный раз разыгрывался в жизни. Это было нужно им обоим. И родство душ, зародившееся тогда, согревало Аркадию еще много лет, вплоть до смерти Мастера, в эпистолярном романе длиною в непрерывную премьеру, длиною в целую жизнь. Будучи под крылом Всеволода Сергеевича Аркадия поняла, как много может дать женщине влюбленный мужчина. Ведь, по сути, Она любит того, кто позволяет быть рядом с ним Королевой. Это убеждение, касающееся отношений мужчины и женщины, стало отныне центральным для Аркадии, проросло в ее естестве, создав пьедестал для ее внутренней Королевы, которой непременно нужно было служить. В других случаях просто смиренно ожидать ее благосклонности где-то рядом, поблизости, звуча при этом вполголоса.

***

Она смахнула с себя задумчивость. Свернув, положила в шкатулку только что прочитанное письмо.

«Что с нами делает наша память? Она дарит нам воспоминания и делает нашу жизнь немного осознанней. Но как же она необъективна! Это и понятно… Слишком не похожа она на объектив фотокамеры, который фиксирует все, что с нами происходит, с обнажающей правдой».

Аркадия Павловна улыбнулась возникшей игре слов. Уж сколько раз она возвращалась к событиям середины-конца пятидесятых годов: к своему окаянному студенчеству, к театральной труппе Нижнего Новгорода, к первой премьере, - а всякий раз ее память делала перезапись, стирая напрочь предыдущий вариант. И что нам остается? Искаженная реальность… Кривое зеркало… Как это было тогда?

«Я помню, как Боря Заславский поставил на меня «Историю одной любви» Константина Симонова… Интере-е-есная была роль, не пресная! И драматургия случилась сильной… Но в «Бесприданнице» я пела и танцевала. Это была моя стихия! А в новом спектакле я не произнесла ни одного музыкального звука! Я только говорила… И все. Я затосковала. Мой Мастер был прав. Он писал мне, что вся моя природа потребует выхода. Мне стало скучно! Тоскливо!»

Аркадия Павловна развернула очередное письмо:

«Спасибо тебе за доброе письмо. Искреннее признание учеников продлевает жизнь учителя. Да еще если это благодарные слова самого талантливого ученика! А ты своей способностью, талантливостью можешь радовать. Я сожалею, что не знаю драматургии, в которой ты сейчас выходишь, но верю в тебя и поздравляю с премьерой. Думаю, что стала старше на год и уже научилась ладить с окружающими. Но и в других вопросах ты уже тоже… ученая».

Аркадия действительно пела в филармонии, эстрадном ансамбле, чтобы как-то компенсировать нехватку музыки, танца, движения, но все равно этого было очень мало. Она захандрила. Что касается других вопросов, в которых она стала «тоже… ученая», достигнув статуса Богини, Примадонны, Актрисы, она, конечно, была в центре светских скандалов небольшого провинциального городка. После спектаклей возле служебного входа ее ожидали толпы поклонников. Мужчины пожирали ее взглядом. Ее успех у мужчин был замешан на трех основных ингредиентах - красоте, таланте, независимости… Аркадия была необыкновенно хороша! Тонкая, гибкая, довольно высокая для стандартов своего времени, она была обладательницей ярких, зеленых, кошачьих глаз, копны медных натуральных волос, завитых и уложенных по последней моде, и прозрачной, ровной, алебастровой кожи. Внешне холодная и неприступная, она покоряла своей классической холеной красотой и безупречными манерами, элегантностью и умением держаться с достоинством настоящей королевы. За манерами, впрочем, всегда угадывался выдающийся темперамент. Сердце Аркадии долгое время оставалось свободным… В нем было очень много любви к актерству, ролям, в которых она щедро тратила себя, играя их навылет. Наконец, после долгих раздумий Аркадия решила ответить взаимностью давнему высокопоставленному поклоннику.

Почему она остановила свой выбор на малоинтересном, далеком от искусства и ее собственных представлений об идеальном мужчине человеке? Ответ на этот вопрос проклевывался из представления о том, кто были хозяева жизни того времени. Партийные чиновники - абсолютно уникальное явление эпохи - класс людей, заменивших истовую веру в партийные идеалы и лозунги правом на довольно комфортную частную жизнь. Партийная верхушка, изгнавшая из своего обихода аскетизм, выкристаллизовала касту людей особого корпоративного свойства. Те, кто прорвался во власть, автоматически получали доступ к всевозможным благам и наделялись всеми признаками престижа: служебными «Волгами» и «победами», дачами и, что не менее важно, связями в различных пластах общества. Настоящие хозяева жизни умели плести паутины связей: от продавца в мясной лавке до девочки в галантерейном магазине, от кассирши в театральной кассе до заведующего продуктовым магазином. И чем искуснее они плели паутину полезных знакомств, тем комфортнее было оказаться в ней. И вот уже Аркадия затрепетала пойманной бабочкой, опутанная сытым, беспечным существованием, напрочь лишенная мыслей, унижающих, делающих ничтожной былинкой в собственных глазах, - где и как достать блага цивилизации. Трепет, впрочем, был недолгим: радость от открывшихся возможностей была сильнее слабенького голоса совести, и вскоре она сумела с собой договориться.

Ее связь с Василием Ивановичем позволила

войти в круг власть предержащих, обрести почву под ногами и наконец-то зажить жизнью Примадонны, Небожительницы, Актрисы… Поначалу это было противно! Ну, что греха таить, гадко было. Но вскоре у нее появились домработница, личный парикмахер, портниха, ей привозили туалеты из-за границы, дарили украшения, персональный водитель ее поклонника в определенные дни доставлял пакеты с продуктами, которые никак невозможно было представить на прилавках скудных советских магазинов. Вскоре Аркадия поняла, что за место под солнцем нужно в буквальном смысле слова биться. Ушедший аскетизм до неузнаваемости изменил морально-этическую составляющую партийной среды, сместив баталии за власть в уродливое, безобразное поле анонимных подковерных игр. Доносы и ранее не считались низким делом, но сейчас, в ситуации бесконечных номенклатурных поединков, они расцвели пышным цветом. Желающих попасть в круги власть имущих было значительно больше, чем достойных постов в партийной элите. Не стал исключением и любовник Аркадии. Анонимная кляуза настигла Василия Ивановича, как это водится, внезапно: дескать, попрал он социалистические семейные ценности, позабыл про супругу, развлекается с актрисулькой из местного драматического театра. И партийная совесть товарища N не позволяет ему спокойно смотреть, как гибнет его товарищ, которому просто необходимо вернуться в семью, в работу, в партийную колею… Аркадия очень хорошо помнила звонки, раздававшиеся в любое время суток в уютном гнездышке, которое свил ее любовник, и истеричный женский голос, вопивший в трубку: «Змея подколодная! Сука!» Помнила, но не любила вспоминать и свой визит в партийную организацию, куда она пришла в элегантном костюме, застегнутая на все пуговицы, закрытая наглухо кружевными перчатками, шляпкой-таблеткой с вуалью, окутывавшей большую часть лица. Аркадия не забыла, как ее журили, как ребенка, принесшего домой двойку. Но это воспоминание, которое она перезаписывала с помощью своей памяти, уже не вызывало чувства тошноты и гадливости… Может быть, еще и потому, что после Василия Ивановича был Петр Дмитриевич, а потом… Кто же был героем ее следующего романа? Она уже и не помнила… Ведь все атрибуты ее принадлежности к власти оставались прежними и даже прирастали со временем. А как иначе? Ведь она -

Небожительница…

Примадонна…

Актриса…

Она жила так, скучая от сытости, немного презирая людей, которые ей эту жизнь обеспечивали. Единственное, что ее терзало в те годы, отсутствие всякой связи с отчим домом. С матерью они давно стали чужими людьми. И хотя Аркадия пестовала в своем сердце обиду на мать, ей становилось не по себе при мысли, что бы сказала ей Полина Андреевна, оценивая ее образ жизни. Леденяще холодно становилось… «Блудница! Покайся… Приди в церковь! Все юбками трясешь! Глаза бы мои тебя не видели…У-у-у-у, срам-то какой!» Что с ней случилось после смерти отца и самоубийства сестры? Как будто вся ее боль трансформировалась в жгучую ненависть, направленную на Аркадию. Нет, они никогда не были близки. У Полины Андреевны был сложный характер: надменный, неровный, вспыльчивый. Но ее преданность отцу, любовь к нему, в которые Аркадия никогда не верила, оказались такими же неизбывными, как и ее эмоциональная недоступность в отношении дочерей. Жаль, что это стало очевидным для Аркадии только после того, как отец ушел - внезапно, мгновенно, безвременно. А ведь она уже была готова простить мать… Она растила их с сестрами, в эвакуации везла на себе дом, надрывно работала, оставаясь при этом прекрасной хозяйкой. Именно она привила Аркадии вкус к хорошей посуде, изящной сервировке стола, дорогим натуральным тканям - чувство стиля, которое отличает все настоящее от ложного, блестящего, искусственного. Она впитала с молоком матери искусство быть женщиной со всеми премудростями, которые из этого следовали, несмотря на то, что они были очень разными. Полина Андреевна владела этим искусством в совершенстве. Аркадии всегда казалось, что мать все выдержит, ничто не сможет сломить этот стальной стержень. Но уход отца подломил ее. Иссохся ее разум, как подрубленное дерево. А ведь мать и тогда оставалась необыкновенной красавицей - зеленоглазой, с русой косой, прозрачной фарфоровой кожей и зрелой сентябрьской статью. На нее по-прежнему заглядывались мужчины. Как жаль, что мать после смерти отца так никогда и не была замечена даже в легком интересе к представителям противоположного пола, так и не предприняла хоть какую-то попытку устроить свою женскую судьбу. Может быть, тогда все сложилось бы между ними по-другому, они не потеряли бы Веру, да и Любаша осталась бы в миру?.. Ни к чему эти мучительные вопросы теперь. Все равно уже ничего не изменить. Не поправить…

…Вскоре судьба Аркадии вновь претерпела резкий поворот, который кардинально изменил ее жизнь.

Глава 4

– Адочка, так вы идете на спектакль Томского театра оперетты? Вы же так очаровательно поете… Я бы посоветовала сходить.

Аркадия лениво посмотрела на Инну. Она часто задумывалась, что такое театр изнутри? «Странно так… Вот, казалось бы, диплом… Позади время школьной «вольницы святой». Позади тепличный, парниковый период. Да, Мастер оторвал от себя!.. А как верно себя вести в театральном закулисье, не научил. Теперь уже не имеет смысла размышлять, почему Жизнь, Актерская судьба, его величество Случай выбросили именно на эту сцену - чужую, незнакомую, враждебную…О том, как меня напряженно ожидали в труппе моего первого режиссера, узнала практически сразу! Не та ли Инночка на мое робкое и заискивающее «Здравствуйте» высокомерно вздергивала бровь и, не удостаивая взглядом, проплывала мимо? А теперь гляди ж ты! Все хотят дружить! Советуют, в какой театр сходить на досуге. Обращаются с просьбами - маленькими и большими, - потому что за спиной маячат тени моих любовников во власти… Кто бы мог подумать тогда? Окунулась с головой в совсем нешуточные страсти - не сценические, а закулисные мордасти. Да что ж это я… Никак жалею себя? Ну уж нет… Не дождетесь!»

– Ну, так как же, Адочка, пойдете?

– Ну, если вы, Инна, составите мне компанию… А вы знаете, обязательно пойду! Я правда соскучилась по музыкальному театру.

Спектакль «Летучая мышь» Штрауса, который она посмотрела, получился блестящим, стремительным, очаровательным, легким и очень музыкальным! Она искренне кричала «Браво!», отбив себе ладоши, которые болели на следующий день. Но этим ли артистам Аркадия рукоплескала или в очередной раз коленопреклоненно объяснялась в любви искрометной парижанке - жанру, который она боготворила всю свою артистическую жизнь! «Оркестр правда недурен. Особенно струнная группа! Просто блеск!»