Арабо-израильские войны. 1956,1967. Дневник Синайской компании. Танки Таммуза
Шрифт:
— Бронебойным по четырем танкам прямо по курсу! — закричал Аарон.
— Бронебойным!.. — завопил лейтенант Соломонов в своем «Центурионе» и вдруг узнал высунувшегося из командирского люка капитана. Лицо его заливала кровь, но ошибиться Соломонов не мог — только Аарон имел обыкновение так стоять в башне. Лейтенант поднял флажок. Капитан Аарон также узнал заместителя, и оба возблагодарили счастливую звезду за то, что не успели скомандовать: «Огонь!» и на практике убедиться в том, как неприятно, когда по тебе палят из 105-мм пушки «Центуриона».
И снова капитан Аарон развернул свои танки, на сей раз к эль-Аришу, в
— Теперь за мной! — приказал он командирам семи оставшихся танков своей роты. Все семь рванулись вперед, не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Они миновали железнодорожный переезд и через два километра, находясь десятью километрами западнее Шейх-Зувейда, остановились, рассредоточились и заняли скрытые позиции, развернувшись так, чтобы блокировать путь любым силам египтян, которые могли прийти со стороны Джеради. Было 12.00. Менее чем через четыре часа после приказа генерала Таля начать движение, авангард его дивизии вышел во вражеский тыл, за линии неприятельских укреплений, в сорока километрах от границы Израиля. Между капитаном Аароном и эль-Аришем стояли только укрепления прохода Джеради.
— Глушить моторы, — приказал комроты, чтобы сэкономить топливо, и внезапно воцарилась полная тишина, от которой танкисты успели отвыкнуть. Водители, наводчики и заряжающие, надышавшиеся выхлопных газов и нанюхавшиеся запахов сгоревшего пороха боеприпасов, с облегчением услышали разрешение капитана подышать свежим воздухом. Со своим заместителем он проверил состояние танков. Каждый нес следы попаданий, и офицеры восхитились крепостью стали. Внутрь некоторых машин можно было заглянуть через пробоины, оставленные египетскими снарядами. Но более всего израильтян заботило горючее и запасы боеприпасов, поскольку они и понятия не имели, когда их догонит батальон и когда появятся египтяне.
Капитан Аарон даже и мечтать не смел о том, чтобы снять каску. Туда натекло столько крови, что он опасался, как бы, снимая каску, не вытащить приклеившиеся к ней мозги.
— Не знаю уж, к добру это или к худу, — признался он Соломонову, — но, похоже, только она и держит мою голову.
Соломонов пошел к танку Муница. Левый глаз лейтенанта представлял собой сгусток запекшейся крови, а рана в щеке мешала говорить.
— Как дела, Муниц?
— Мы живы, — только и ответил тот.
По сравнению с ранами Муница, ранения других казались легкими, и люди стеснялись докладывать о них и жаловаться. Странное чувство умиротворения снизошло на них, свежий воздух пьянил, и они начали ощущать специфический аромат пустыни, веявший от пальм эль-Ариша и резкий привкус соли с песчаных дюн. Капитан Аарон вернул всех к реалиям войны:
— Пошли, парни. Вернемся в наши машины.
Секунды текли бесконечно, и Крамер начал скучать за пушкой. Но вскоре, к его радости, показалась не чуявшая беды небольшая египетская колонна, двигавшаяся в Шейх-Зувейд из эль-Ариша — грузовики и цистерны. Противник еще не знал о прорыве израильтян через Шейх-Зувейд.
— Я сейчас одним снарядом разнесу всю колонну, — заявил Крамер Соломонову.
— Не надо. Побереги снаряды. Сойдет и пулемет.
— Ага.
Соломонов дал одиночный выстрел. Пуля попала в цистерну, которая вспыхнула и загорелась.
— Пустая трата горючего, лейтенант, — заметил Крамер.
— Сейчас они в штаны наложат, Крамер. Они увидят этот
— Ну и очень жаль, — проворчал Крамер, поглаживая казенник пушки.
Лейтенант Шуали, стреляя одиночными выстрелами из 12,7-мм браунинга, поджег два грузовика из колонны, груз на которых стал рваться, будто там лежали петарды.
— Боеприпасы, — заключил Шуали.
Так рота капитана Аарона проводила время. Батальон присоединился к ним только через два часа.
Невероятный бросок Аарона вдоль дороги удивил, встревожил и ошеломил египтян штаба 7-й дивизии и приданных ей частей. Вид семи мчащихся танков совершенно сбил их с толку, поскольку никто, по-видимому, не знал о прорыве бригады «D». Так, когда роты бригады развернулись для атаки на Шейх-Зувейд, они почти не встретили сопротивления. Солдаты некоторых частей египтян, испуганные и растерянные, бестолково носились вокруг врытых танков и бронетранспортеров и прятались, даже не пытаясь стрелять. Другие скидывали башмаки и удирали в дюны. Но находились и такие, кто оказывал сопротивление, в одном бою батальон D-10 поджег десять Т-34.
После этого последнего на данном этапе боя роты начали входить в Шейх-Зувейд и взяли первых военнопленных. Полковник Шмуэль приказал, чтобы в поднявших руки египетских солдат не стреляли, но поначалу египтяне были настолько растеряны, что поднимали руки прямо с оружием.
Танкисты начали операцию по зачистке. Полковник Шмуэль видел, как «Центурион» прошел, засыпав песком, траншею, в которой комбриг заметил трех спрятавшихся египтян, и приказал, чтобы группа пленных получила лопаты и откопала их. Сначала те отказывались, не понимая, чего от них хочет командир, и боясь какого-то жуткого наказания, но в конечном счете подчинились приказу и откопали засыпанный окоп. Когда чудом оставшиеся невредимыми египтяне выбрались из него, один из откапывавших их пленных подбежал к полковнику Шмуэлю и попытался его обнять.
— Мой брат! — завопил он по-арабски.
— Он назвал меня братом? — удивился комбриг.
— Нет, господин полковник, его брата засыпало в окопе, и его спасли.
Вокруг джипа полковника Шмуэля собрались командиры частей: майор Эхуд Элад, подполковник Габриэль, капитан Орши, подполковник Цви [Раньше, в середине 16 главы, автор называл Цви полковником, который отдавал приказы дивизионам самоходок, тут же он подполковник и командует одним дивизионом] (командир дивизиона самоходок), подполковник Цвика и заместитель комбрига Пинко. Они пребывали в воодушевлении. Эхуд одарил полковника Шмуэля горделивым взглядом победителя. Полковник заметил, что комбат с трудом шевелит руками, левая у него забинтована, пальцы покрыты запекшейся кровью, а верхняя губа сильно повреждена. Тем не менее вид у него был бравый. Мужчины обнялись. Затем полковник Шмуэль вернулся к делам.
— Каковы у вас потери, Эхуд?
— Четырнадцать убитых: восемь в Хан-Юнисе, пятеро на перекрестке и один здесь. Двадцать три раненых: тринадцать в Хан-Юнисе, семеро на перекрестке и трое здесь. Я не считаю тех, кто остался в строю.
— А у вас, Габриэль?
— Десять убитых, полковник. Семеро на перекрестке, двое в Хан-Юнисе и один здесь. Восемь раненных, пятеро из них на перекрестке. Не считая тех, кто в строю.
— У вас, Орши?
Орши ответил не сразу — потери разведроты были тяжелы.