Арагонские хроники. Дневник барона Сореала де Монте
Шрифт:
Интерлюдия 11.
Почти у цели
Женщины попирают добродетели, пожирают богатство и насмехаются над умом. Если хочешь получить их любовь — говори на языке силы.
Дверь в каюту Гилберта не была заперта, но Клодия продолжала стоять у порога, не решаясь войти. Ее пугала предстоящая беседа. Впрочем, за последнюю пару недель девушка привыкла к постоянному страху — все это время ее судьба, судьбы друзей, судьба всего мира, наконец, висели на неожиданно
Еще несколько часов назад Клодия, в который раз удивляясь тому, что до сих пор жива, наблюдала за величественным, небывалым, немыслимым зрелищем — ладья Тауры, влекомая богиней Арессой, возносилась к звездам. А вместе с ней — обезглавленный Белый Орден, Лук Богов и смерть, которую они несли неспокойной земле. Ладья, в сущности, не походила ни на рыбачью лодку, ни даже на ксандрийский летучий галеон, чуждая этому миру, как и все прочие осколки Золотого Века. Когда сияющая песчинка стала неразличима на вечернем небосводе, для девушки снова наступила полоса тяжелых разговоров и непростых решений.
Армия Марджолины расположилась на огромном горном плато между снежными отрогами Эрбека. Именно там, по преданиям, когда-то сошлись в решающей битве за обладание Благословенными Землями лучшие воины нелюдей и цвет человеческих племен. «И их ужасные машины», — добавила про себя Клодия, оглядывая чернеющую массу лагеря, словно расшитую точками костров. Даже отсюда виднелись артефакты, неизвестно как уцелевшие в глухих лесах, сырых подземельях и прочих местах, где остатки побежденных народов прозябали две тысячи лет. Прозябали, но сделали то, чего не смогли совершить люди, новые хозяева Леодара, — поддержали реликвии предков в рабочем состоянии. Судя по тому, что механизмы как-то сюда попали, инструкцию по их применению нелюди тоже сохранили.
**
Прежде всего Клодия собиралась поговорить с рыцарем Джоном, который с гибелью Белого Ордена вернул себе настоящее имя и титул, а также возможность жениться. Но баронесса с отчаянием понимала — произошло это слишком поздно, она уже не была уверена, что ответит «да» на предложение руки и сердца графа Габриэля Оллгуда. Благо речь пока шла не о том, хоть и напоминала прощание навсегда.
В коридоре, разделявшем два ряда кают, ее задержал Гилберт. Именно из-за той встречи Клодия сейчас боялась входить в комнату своего бывшего — как она теперь для себя решила — любовника.
Гилберт был прекрасен. Он словно стал выше ростом, шире в плечах, в нем появились неуловимая суровая властность и сила, благодаря которой мужчину сразу можно отличить от мальчишки. Но сейчас внезапный проблеск этих качеств скорее тревожил и отталкивал девушку. Юноша поведал, как одолел Великого Магистра Белого Ордена, исполнив то, чего не смогли сделать рыцарь Джон и Арагон ХIII вместе взятые. Тила, похоже, он даже не брал в расчет. Рассказал, как непременно покроет себя славой в грядущей битве и, сразив Царицу Бурь, посвятит свою победу ей, Клодии. Речи Гилберта не звучали хвастливо — в них сквозила незыблемая уверенность. Он надвигался на нее, отрезая отходные пути, и в итоге зажал в углу, буравя испытующим взглядом лицо баронессы.
— Я знаю, у меня есть соперники, — жаркий шепот Гилберта заставил Клодию содрогнуться, но не от возбуждения, как бывало раньше, а от панического ужаса. Сразу после этих слов он схватил девушку за волосы и, откинув ее голову назад, запечатлел на шее жадный поцелуй. — Но ты станешь моей, Клодия, запомни! Я возьму твою любовь силой, если нежность тебе
Гилберт оттолкнул ее, больно ударив о перегородку плечом. «Будет синяк», — машинально подумала баронесса, выкрикивая в ответ Гилберту убедительные, как она надеялась, упреки. Услышав «ни подвигами, ни убийствами нельзя завоевать чужое сердце», оруженосец улыбнулся, не презрительно или угрожающе, а с каким-то незнакомым чувством на лице. Ну а после фразы «я скорее умру, чем покорюсь насилию», юноша повернулся к раскрасневшейся встрепанной девушке спиной и удалился к себе в каюту. Только тогда она осознала, что Гилберт впервые обратился к ней на «ты».
**
Завершился нелегкий разговор с Джоном, которого баронесса упросила в случае катастрофы на Золотых Полях увести «Быстрее ветра» в столицу и возглавить армии сопротивления. Поставлена точка в еще более сложном споре с королем, которого Клодия (теперь она отчетливо это понимала) любила и чьей женой хотела бы стать, несмотря на возмутительные привычки, коими Арагон не желал поступиться. Но, опять-таки, в этот раз с государем решались куда более важные проблемы. Попробуйте убедить самовлюбленного подростка, уверившегося чуть ли не в своем бессмертии после победы над Орденом Странствий, что конфликт все еще можно решить мирно, даже имея в руках артинский свисток и меч Арагона I.
И вот девушка прижалась лбом к прохладному дереву стены перед незапертой дверью в каюту оруженосца, боясь войти и опять посмотреть в его изменившееся лицо.
Она несмело постучала.
— Гилберт, это Клодия, могу я войти?
— Да, конечно, леди Клодия.
Она шагнула в комнату, как всегда безупречно убранную: лежащие на походном сундуке начищенные доспехи, меч — подарок барона, установленный под окном переносной жертвенник бога войны Александра, аккуратно скатанное белье в гамаке — ничто не выдавало страстей, бушующих в душе владельца. В воздухе разливался аромат благовоний. Гилберт поднялся с колен, прикрыв плащом какой-то небольшой предмет, находившийся у источающего терпкий дым алтарного треножника. Взгляд мужчины, в которого превратился недавний юноша, был спокоен.
— Гилберт, — неуверенно начала баронесса, — я хотела с тобой объясниться…
Клодия не ошиблась — последовавший разговор оказался самым трудным за вечер. Слова ее разбивались о невидимую броню Гилберта так же, как дождевые капли о стальной щит. Даже когда девушка назвала имена двух других своих любовников, лицо ее собеседника не дрогнуло. Тем не менее ей удалось вытянуть из оруженосца клятву не вредить соперникам, хоть она не особенно теперь верила его обещаниям. Ведь по всему выходило, что Великого Магистра Гленна оруженосец, прежде с крайней серьезностью относившийся к делам чести, зарубил в спину.
«Он не сумел бы измениться так за один день, — Клодия горько вздохнула, — просто раньше я не принимала этого во внимание».
Молодой человек уверил баронессу в своей готовности служить ей в любое время дня и ночи, а затем деликатно выпроводил из комнаты.
Будущая королева Арагонская (или, возможно, будущая жертва собственной веры в честь, отвагу и любовь) постояла немного у захлопнувшейся двери, растерянно глядя перед собой, а затем направилась в кают-компанию, где попросила всех собраться для обсуждения деталей своего самоубийственного предприятия. Внезапно Клодия замерла и, словно прислушиваясь, погладила свой пока еще совершенно плоский живот. Потом, окончательно решившись, толкнула створчатые двери и вошла.