Арбалетчики в Карфагене
Шрифт:
Наши снова заржали - и не столько от моей подгрёбки, сколько от озадаченного лица моего шурина.
– Ну, плавали, конечно. Но Архимед открыл закон! Вы его хоть знаете?
– Да у нас его любой мальчишка знает!
– заявил я ему.
– Ты хочешь сказать - любой из хороших семей?
– Да из всяких, если не совсем дурак.
– Не может быть!
– Ещё как может! Слухай сюды, - и я продекламировал - по-русски, конечно:
– Тело, впёрнутое в воду,
Выпирает на свободу
С силой выпертой воды
Телом, впёрнутым туды!
– Гы-гы-гы-гы-гы!
– прикололись наши.
Естественно, при переводе для Велтура на иберийский получилось не так складно, но он убедился, что закон сформулирован по смыслу верно, а значит - тот самый.
– А на вашем языке он, значит, в стихах? Хорошо придумали - так и в самом деле можно научить почти любого. У наших предков тартессиев все законы государства в стихах писались, чтобы их легче запоминать было.
– Ну, мы
– А что ты за строительство вокруг виллы затеял?
– Да вот, заборчик обветшал, надо бы подновить.
– Заборчик подновить? Ха-ха-ха-ха-ха!
– Велтур, конечно, подъезжая к вилле, успел разглядеть и ров, и вал, и начавшие уже возводиться стены, - Думаешь, ливийцы могут взбунтоваться?
– Ну, и эти тоже. Особенно, если нумидийцы нагрянут.
– Не осмелятся! Пока у нас есть армия Ганнибала...
– Вот именно - пока есть...
– Ты думаешь...
– Рим!
Больше Велтуру ничего разжёвывать не понадобилось. С мозгами, эрудицией и соображалкой у парня полный порядок. Призадумался, прикинул хрен к носу, въехал и озадачился:
– Когда?
– Бог или провидец я тебе, что ли? Может - через полгода, может - через год, может - через несколько лет, - на самом деле я знал только о самом факте предстоящих вскоре нумидийских набегов, но понятия не имел о конкретных датах и местах, - Но вряд ли больше. Рим воспользуется первым же поводом для расправы с Ганнибалом, а без него долго ли просуществует его армия?
– И ты спешишь, чтобы успеть наверняка?
– Естественно! Тем, кто не успеет - не позавидуешь...
– Ну, если сюда придёт войско самого Масиниссы, твои стены не очень-то помогут тебе.
– Да, в этом случае надо сразу же бежать в Карфаген. Но я надеюсь, что сам Масинисса не позарится на эти земли - южнее и юго-восточнее есть земли побогаче. Я опасаюсь самостоятельных банд нумидийских родов. Помнишь, что недавно творилось в Испании?
– Ясно. Да, от таких банд можно отбиться и отсидеться за твоим "заборчиком". Надо бы и мне поговорить с отцом...
– Обязательно поговори. Его вилла побогаче, и на неё разбойники позарятся скорее, чем на мою.
Поболтали, как водится, о политике, о жизни, о хозяйственных делах. Кое-как, сам то и дело консультируясь с Наташкой, растолковал Велтуру суть своей задумки с шелководческой фермой, строительство которой он заметил во дворе. Она ведь незамысловата, если разобраться. Дикие гусеницы шелкопряда ползают и жрут листья везде, где им только заблагорассудится. Тех, что на виду, склёвывают птицы, и остаются только те, которые забираются в места малозаметные и труднодоступные, где и коконы свои вьют. И как их прикажете там разыскивать и собирать в приемлемые сроки? Ведь для нормального производства этих коконов нужны не десятки и не сотни, а многие тысячи. Ну и стоит ли удивляться тому, что у косских шелкоткачей постоянный сырьевой голод? Меня такая ситуёвина не устраивала категорически, а организовывать скупку коконов по всей стране - и громоздко, и "ноу-хау" слишком быстро распространится среди потенциальных конкурентов. Оно мне надо, спрашивается? Поэтому реальной альтернативы разведению дубового шелкопряда в неволе я не видел, и загородная вилла - как раз наиболее подходящее для этого место.
В отличие от тутового шелкопряда, кокон дубового толком не разматывается, и его один хрен придётся расчёсывать и прясть. Так что замаривать куколок в коконах, как это делается с тутовым шелкопрядом, нет ни малейшего смысла - ну, разве только в дефектных коконах, дабы не допускать размножения неполноценной породы, и от собранных Мунни и её помощницами нескольких десятков гусениц можно достаточно скоро получить весьма многочисленное поголовье. Мы ведь в субтропиках, а предгорья Атласа и летом не слишком засушливы, то есть сезонность выражена не так ярко, как в Европе и во внутренних районах Сахары. В результате местному шелкопряду никакая религия не запрещает размножаться круглогодично, давая в год столько поколений, сколько успеет. Со слов Наташки картина получалась вот какой. Вылупившиеся из коконов взрослые бабочки спариваются в первый же день, а на второй уже самки откладывают яйца - в среднем около двух сотен каждая. Примерно через десять дней из яиц вылупляются гусеницы. Их рост и развитие через несколько линек происходит в тёплых странах при наилучших условиях примерно за тридцать дней. Затем до пяти суток идёт завивка кокона и окукливание примерно в течение трёх дней. И ещё примерно десять дней уходит на превращение куколки во взрослую бабочку до её выхода из кокона. Таким образом, полный цикл смены поколений у шелкопряда в оптимальных условиях составляет дней шестьдесят или два полных месяца. Получается, что теоретически - до шести поколений в год. Учитывая, что и вид не тот - данные Наташки относились к китайскому дубовому шелкопряду, а не к местному североафриканскому, и с оптимальными условиями у нас неизбежны ошибки, где-то поколения на четыре, наверное, рассчитывать можно. Здесь, в тёплых субтропиках - можно. У нас ведь, на горячо любимой родине, прежнее лесное шелководство отчего было похерено? Из-за зимы нашей проклятущей, ограничивающей разведение дубового шелкопряда двумя
В последующие дни закончили по всему периметру ров с валом, а местами - и выложили из саманных кирпичей будущую стену. С известью для связующего раствора каменной облицовки я решил не заморачиваться, а тупо купить её близ Карфагена. Влетело, конечно, в копеечку, зато сразу же приступили к облицовке вывороченным ранее из земли камнем, которого в предгорьях достаточно. А в лесу уже начали заготовку древесины и её подготовку к перевозке. Я спешил успеть к зимним дождям.
Рабов, естественно, продолжали кормить досыта, так что основная масса была довольна и работала на совесть. Хотя нашлись, конечно, и нерадивые работнички. Пятерых ливийцев, не внявших разъяснительной беседе, я велел управляющему продать, а вместо них купил в Карфагене у римского работорговца трёх македонян и двух фракийцев. При всей своей относительной дешевизне - римляне распродавали остатки военнопленных после победоносной войны с Филиппом - обошлись они мне втрое дороже ливийцев, зато были здесь чужеземцами, которым некуда и не к кому бежать. И у ливийцев, и у нумидийцев их ожидало бы гораздо худшее рабство, чем у меня. Вдобавок - бывшие вояки, которым при хорошем с ними обращении вполне можно при необходимости и оружие в руки дать. И остальные призадумались, да так, что дурившие ранее взялись за ум. Особенно, когда к законченным участкам стены с её внутренней стороны я приказал разметить площадки для будущих пристроек, которые станут жилищами для семейных рабов. Рабы намёк поняли, и погонять их больше практически не приходилось. Из трёх надсмотрщиков двое даже палки свои брать с собой перестали - в случае чего за глаза хватало и окрика. И отношения между надсмотрщиками и работниками стали заметно лучше - из хозяйских цепных псов надзиратели всё больше и больше превращались в бригадиров, а общая обстановка всё больше напоминала ту, что имелась на двух маленьких виллах приданого Велии и очень нам с ней там понравилась.
Освобождённый от тупых работ типа "бери больше, кидай дальше", старик Диокл воспрял духом, вспомнил молодость и развил бурную творческую деятельность. К месту строительства как раз начали прибывать с лесоповала первые брёвна, и сицилиец, осмотрев их и прикинув предстоящие мучения по их разделке на брус и доски, вдруг "изобрёл" лесопилку. Немудрёную, вроде той, что в имперские времена будут применять римские легионеры при перестройке временного военного лагеря в постоянный, но по сравнению с обычной ручной распиловкой - небо и земля. Для воплощения в жизнь его идеи мне пришлось раскошелиться на приобретение хороших пил - причём, Диокл настаивал на дорогих импортных, из твёрдой лаконской стали, которые меньше тупятся. Я крякнул, но крыть было нечем - сам ведь в конце концов начал эту борьбу за качество инструмента, гы-гы! Зато теперь пара-тройка человек должна была справиться с заготовкой пиломатериалов для парапета и прочих надобностей, что прекрасно вписывалось в мою политику модернизации трудового процесса по последнему слову античной техники. В отличие от древесины привычных нам хвойных пород, в том числе и сибирской кедровой сосны, древесина настоящих кедров вроде ливанского или местного атласского, который как раз в основном и заготавливался - твёрдая и тяжёлая, ближе к нашей лиственнице. Пилить такую врукопашную - по-русски пишется однозначно с мягким знаком. А нам не надо с мягким, нам надо полегче, да побыстрее.
Пару раз подъезжал Арунтий, с которым успел уже поговорить Велтур, смотрел на мои фортификационные работы, качал головой, но молчал как рыба об лёд. А посмотреть уже было на что. Пусть и не карфагенские стены, не гадесские, даже не кордубские, хотя к ним ближе всего, но и далеко уже не прежняя чисто символическая ограда. А за досчатым кедровым парапетом уже виднелась решётчатая, но прочная конструкция сторожевой вышки - первой из нескольких, задуманных мной вместо недоступных по причине запредельной для меня трудоёмкости настоящих крепостных башен. Идея была моя, но её конструктивное исполнение тоже продумывал Диокл. Я-то поначалу замышлял сторожевые башни римского типа, но когда прикинул хрен к носу, во что это выливается - выпал в осадок. Потом вспомнил решётчатые сторожевые вышки родных отечественных погранвойск, на одной из которых и сам частенько службу тащил - не слишком-то добросовестно, откровенно говоря, но не о том речь. То, что можно сварить из стального уголка - можно сколотить и из деревянного бруса. Если, конечно, конструкцию вспомнить. Вот с этим у меня возникли немалые затруднения, и я даже не представлял, как к этому делу подступиться. А оказалось - и не надо ничего представлять, надо только поставить соответствующую задачу бывшему механику Архимеда.