Арбалетчики в Вест-Индии
Шрифт:
— Так, Нирул! У вас с отцом медь в мастерской сейчас есть?
— Есть, конечно. Что нужно сделать?
— Помнишь одну табличку с надписью на цепочке? Вот как раз такая же примерно и нужна.
— Ты хочешь купить себе ещё одного раба?
— Не раба, а рабыню. И не купить, а СДЕЛАТЬ ВИД, что купил. В Кордубе рабы гораздо дешевле, чем в Гадесе, а я — приезжий из Гадеса, и такое моё «приобретение» никого здесь не удивит. А кто станет внимательно приглядываться к какой-то рабыне, когда разыскивают СВОБОДНУЮ?
— Понял! Не надо ничего делать, я ведь и ТУ сохранил.
— Я думал, ты её давно переплавил. Ты же, кажется, собирался?
— Собирался, но потом передумал. У тебя мне хорошо служилось, и напоминание о ТАКОМ рабстве мне настроения не портит. Эссельта! Ты поняла, что мы с моим бывшим господином задумали?
Судя по её гримаске, она
— Я был НАСТОЯЩИМ рабом у этого человека, и как видишь, ничего со мной в рабстве у него не случилось. А тебе придётся только ИЗОБРАЗИТЬ рабыню на какие-то несколько дней! — урезонил её Нирул.
— Я поняла. Но не знаю… Дико как-то… Я, конечно, видела рабынь на рынке, но чтоб самой изобразить… Не знаю, сумею ли я не вызвать подозрений…
— У меня есть НАСТОЯЩАЯ рабыня, которая научит тебя, как правильно держаться, — успокоил я её, — Она через это прошла…
Самому Нирулу, напавшему на чрезмерно увлёкшихся римских охальников сзади и вырубившему их практически сразу же, опасность грозила куда меньшая, поскольку разглядеть его римляне толком не успели и едва ли смогли бы описать узнаваемо. Поэтому с решением вопроса о способе эвакуации его супружницы проблема разруливалась сама собой. Увы, проблема с нашими квалифицированными металлургическими кадрами была не только не единственной, но даже и не самой основной.
Римляне обосновались у Кордубы всерьёз. Если их прежний лагерь, разграбленный и сожжённый Кулхасом, выглядел легкомысленной времянкой, то новый был выстроен солидно и основательно. И вал повыше, да ещё и камнем выложен, и стена посерьёзнее — не просто забор чуть ли не из «вагонки», а настоящая стена с зубчатым парапетом. До стен самой Кордубы лагерной ограде римлян, конечно, ещё далеко, но по затраченному труду видно, что лагерь это не временный, а постоянный, и со временем наверняка обрастёт италийскими колонистами и преобразуется в конце концов в настоящий римский город. И это значит, что и в окрестностях Кордубы римляне наведут свой римский порядок куда быстрее, чем можно было бы ожидать. И не надо быть гениальным провидцем, чтобы понять, с чего они начнут. Естественно, с рудников. Как ни богаты сельскохозяйственные угодья турдетанской Бетики, главное её богатство — металлы.
Прежде всего это, конечно, серебряные рудники, один из которых принадлежит клану Тарквиниев. Хвала богам, не он приносит им наибольшую из всей кордубской собственности прибыль, но о чёрной бронзе и в Кордубе мало кто знает, и пока-что римлянам пронюхать о ней неоткуда, а вот серебро — очевидный лакомый кусок, который они постараются прибрать к рукам в первую очередь. Племянник главы клана, «досточтимый» Ремд, представляющий здесь интересы Тарквиниев, уже получил от дяди указание подыскать на этот рудник покупателя. А легко ли его найти, того покупателя, когда всем кордубцам, кто при деньгах, давно уже понятно, к чему дело клонится? И приходится — скрипя сердцем и прочими потрохами — учитывать и вероятность того, что продать рудник придётся в конце концов кому-нибудь из понаехавших из Рима «деловых» — естественно, практически за бесценок. Поэтому параллельно с поисками покупателя Ремд приказал забросить бедные жилы и сосредоточить все усилия на разработке богатых, дающих наибольшую отдачу. Зачем, спрашивается, дарить их римлянам?
Но за первой очередью рано или поздно наступит и вторая, а это — медь. И дожидаться этой второй очереди тоже совершенно незачем. Пока другие надеются ещё пересидеть и откупиться, «досточтимый» Волний решил перестраховаться и эвакуировать сверхприбыльное производство чёрной бронзы из мест, становящихся опасными. Сама медь — хрен с ней, ни разу не дефицит она в Испании. Вынудят продать рудник — жалко, но не сильно, удастся отбрыкаться — ещё лучше, но зависеть от столь непредсказуемой удачи клан Тарквиниев не собирался.
Железа же в Испании, тем более, хватает. И, судя по заявляёмому большому содержанию металла в руде, речь может идти — по мнению Серёги, которому как геологу уж всяко виднее нас, дилетантов — только о магнитном железняке. Собственно, практически только он и разрабатывается. Кто ж станет заморачиваться бедными рудами, когда богатые есть? Тоже, конечно, лакомый кусочек для Рима, уже выработавшего наиболее богатые месторождения Этрурии и Корсики, но в Испании таких полно. В том числе и рядом с Новым Карфагеном, из которого в Италию наиболее удобный вывоз, так что кордубские железные рудники заинтересуют римлян ещё нескоро,
Рабов на свои рудники римляне добывают всеми правдами и неправдами. Тот же Катон, например, при всей своей честности и справедливости в самом Риме, заморские провинции считает собственностью римского народа, которыми тот вправе распоряжаться исключительно в своих интересах, не считаясь с интересами покорённых варваров. Явного беспредела консул, конечно, не допускает, даже откупщиков всевозможных с ростовщиками гонит поганой метлой, но политику проводит — ну, скажем, неоднозначную. Шутка ли — заставить испанских иберов сдать оружие! Да они уже через пару-тройку месяцев новое накуют, но нанесённое им этим разоружением оскорбление — хрен забудут! Первый же пустяковый повод — и новый вооружённый мятеж практически гарантирован. Что это, дурость? Да нет, сдаётся мне, что тут как раз продуманная политика. Разоружают ведь не всех подряд, а только некоторые поселения. Соответственно, и бунты получаются локальные, которые подавить нетрудно. А подавив, продать уцелевших бунтовщиков в рабство — ага, на те же самые рудники, например. Кто не бунтовал, могут не беспокоиться — у римлян ведь порядок — пока им на их рудники новые рабы не понадобятся.
По дороге мы уже видели бредущие к римскому лагерю вереницы конвоируемых рабов, которые стягивались отовсюду. И это здесь, возле Кордубы, рудники которой ещё толком к рукам не прибраны. Что же тогда творится близ давно и хорошо освоенного Нового Карфагена! А у ворот лагеря — несколько висящих на крестах зачинщиков подавленных римлянами мятежей. Парочка из них была, кажется, ещё жива, когда мы проходили к воротам. Не самое эстетичное зрелище, скажем прямо, даже для нас, бывшей наёмной солдатни как-никак, но здесь не мы решаем, что эстетично, а что нет, здесь это решают римляне, а у них своеобразный вкус. А нам не до эстетики, у нас в римском лагере дело. Вообще говоря, его вполне мог разрулить и «досточтимый» Ремд, который как член городского совета испанской Кордубы запросто получил бы аудиенцию у самого претора Дальней Испании и решил бы с ним вопрос напрямую. Так вышло бы, скорее всего, и быстрее, и проще, но тут играл роль и кое-какой политический фактор. Дело было связано с вождём Миликоном, которому после переселения на лузитанскую границу предстояло взаимодействовать с нами, а не с Ремдом, и поэтому требовалось, чтобы именно нам он был обязан разрешением своих проблем. Вот почему «досточтимый» решил пойти другим путём, более сложным и медленным, зато политически правильным. Он выхлопотал для нас встречу не с самим Аппием Клавдием Нероном, человеком занятым и важным, целым сенатором как-никак, для которого мы рылом не вышли, а с сошкой помельче, не такой важной в оккупационной администрации провинции.
Гней Марций Септим, римский всадник, был младшим братом Луция Марция Септима, возглавившего римлян, уцелевших после разгрома братьев Сципионов — отца и дяди будущего Африканского, отличившегося с ними в сражении при Ибере и вошедшего в командный состав испанской армии самого будущего победителя Баркидов. В общем — «того самого» Луция Марция. На беду героя, в Риме мало быть «тем самым», чтобы выйти в люди, надо быть ещё и «своим» для отцов-сенаторов, весьма косо смотрящих на безвестных выскочек. А Луций — мало того, что не получил официального назначения, а был избран солдатами «на безрыбье», так ещё и, не зная броду, подписался под письмом-докладом сенату как пропретор. Без всякой задней мысли, просто по факту исполнения обязанностей и осуществления полномочий, но в сенате это сочли вопиющей наглостью. Наказать, конечно, не наказали, герой как-никак, но и в должности не утвердили, и так и сгинул бы он в безвестности, не прославившись больше ничем, если бы не был отмечен и приближен к себе только что прибывшим в Испанию молодым «тем самым» Сципионом. Надо ли удивляться тому, что малозначительные всадники-плебеи Марции вошли в число клиентов могущественного патрицианского рода Корнелиев Сципионов? Вот в качестве такового клиента и Гней, брат Луция, получил по протекции влиятельного патрона назначение квестором — не легионным, а провинциальной администрации — к претору прошлого года Квинту Фабию Бутеону, тоже из числа сципионовских друзей, да так и остался проквестором в администрации нового претора, не привёзшего ему замены. Связи с ним у кордубского представителя Тарквиниев установились за прошлый год хорошие и плодотворные, и грех было бы ими не воспользоваться.