Арби
Шрифт:
Бека потребовал, чтобы Арби обо всём рассказал вторично и особенно подробно о разговоре, который он подслушал, сидя за кустами.
— Приёмы знакомые, — сказал дядя Михаил. — Боятся казачьи офицеры, меньшевики, чтобы не окрепла наша с вами дружба. Если бы не кровная месть, послать бы тебя по аулам… Пусть знают люди, что русским рабочим ни к чему враждовать с горцами.
— А я не боюсь. Вы же помните, какую весть ребята принесли о моих кровниках?
— Помню, но торопиться не к чему. Трое верных людей
Все записки, вернее, расписки были нацарапаны арабскими буквами. Бека стал читать: «Взято в долг тридцать рублей». И подпись: «Али». Взято в долг десять, восемь рублей… А вот помятая, но тщательно разглаженная бумажка. Внизу подпись: «Махмуд». Бека взглянул на Арби. Мальчик, закусив губу, внимательно рассматривал бумажку, и перед глазами его отчётливо возникла картина, как отец отдал Супани деньги, гордо скомкал и бросил на землю возвращённую ему расписку.
— Пятнадцать рублей, — сказал Бека.
— Ой, да ведь Супани второй раз показывал ту же самую бумажку: дада сказал, что человек и без бумажек должен быть честным. Он же бросил её, а Супани подобрал, я сам видел…
И этот человек говорил о боге, о прощении, о вине Махмуда перед ним! Значит, бог был молчаливым союзником Супани, когда тот обманывал Санет, Хамида, когда его, Арби, сделал своим рабом? Нет, такой бог навсегда уходит из сердца Арби вслед за Супани, вслед за этой бумажкой.
Бека смотрел в лицо Арби с необычной для него нежностью и глубоким сочувствием.
— Да, малыш. — Он впервые так назвал Арби. — Чаще вспоминай своего отца, он хотел всех видеть честными и прямодушными. Вот что, ребята, ступайте сожгите во дворе все эти расписки, а пепел развейте по ветру. Держите спички…
В родном ауле
Царя свергли, а жизнь почти не менялась. Так же шла война, так же едва сводили концы с концами обитатели бараков.
Арби часто спрашивал Беку:
— А когда же будет новая жизнь?
— Терпи, брат, терпи, — отвечал Бека. — Будут перемены…
Ванюшка теперь ничего не скрывал от Арби. Он сообщал:
— Рабочие скоро ка-ак стукнут по богачам! Готовятся. И тогда установится наша, рабочая власть. Дядя Фёдор говорил. Они с отцом и дома-то почти не бывают, заняты сильно.
— Эх, скорее бы! — вздыхал Арби. Новую жизнь он представлял себе такой, что только живи да радуйся. Все стоят за одного, один за всех, любому врагу или обидчику такой отпор дадут — только держись!
Ожидали новой жизни и взрослые, но им ещё предстояло дать отпор врагам и обидчикам.
Однажды отец Ванюшкин зашёл к Беке, придвинул табуретку к маленькому столику.
— Пока ребята во дворе, хочу с тобой посоветоваться, — сказал он. — Ты знаешь, Ванюшка нам во многих серьёзных делах помогал.
— Нет, Ванюшка молодец! Голова у него хорошая и сердце тоже.
Дядя Михаил нагнулся, пряча улыбку, — любому отцу приятно слышать такой лестный отзыв о сыне. Но продолжал он ещё серьёзнее:
— Наша мать всё со мной воюет, боится за него. Времена наступают опасные. Хорошо бы отправить мальчишек в аул. Белогвардейцы и с детьми шутить не станут.
— Верно, я и сам этого хочу. Нужно отправить их в наш аул. Не отправить, а отвести.
— Самому не терпится там побывать? — спросил Ванюшкин отец. — Повременить надо…
— Нет, я не о себе. Фёдора бы с ними послать. Пусть отдохнёт немного, плохо ему. Там и друг есть, Хамид, примет. А дорогу я объясню.
— Трудновато будет твоим знакомым. С продуктами-то сейчас…
— У нас говорят: где приготовлено для одного, там можно накормить и двоих. А Хамид ничего не пожалеет, хорошие они люди.
И уже на следующее утро дядя Фёдор, Арби и Ванюшка покидали город, уходили в горы по широкой дороге, которая постепенно становилась все уже.
Арби узнал место, где он вырвался от Супани, прятался в кустах. Он заново рассказывал друзьям страшные подробности этого события, которое навсегда врезалось в его память. Именно Супани заставил его ненавидеть аул, когда стала казаться чужой родная земля. Именно его, Арби, судьба сделала случайным свидетелем расправы над этим человеком…
— Не нужно, — сказал дядя Фёдор. — Ты лучше про свой аул нам расскажи.
О, теперь Арби так хотелось побегать по улицам аула между увитыми зеленью плетнями. А какой верный друг Бексолта! Он и с Ванюшкой подружится, иначе быть не может. А Санет готовит такие вкусные лепёшки — с розовой хрустящей корочкой: только мама Арби, Яха, пекла не хуже…
На закате солнца перед ними открылся аул. Минарет мечети в центре возвышался над всеми домами. А постройки вокруг были низкие, придавленные. Они казались бы ещё непригляднее, если бы не тонули в зелени садов.
На краю аула, на зелёном ковре травы, наши путники увидели большую ватагу ребят. Они играли… да нет же, отчаянно дрались. Арби с Ванюшкой заметили, как один мальчишка нащупал камень на земле и замахнулся. У его противника шапка сползла на самые глаза. Ещё бы, этого били сразу двое. Внезапно шапка слетела, открылось красное лицо, бритая голова.
— Бексолта! — завопил Арби и ринулся на защиту. Он повалил одного мальчишку, на второго набросился Ванюшка.
Бексолта недоуменно огляделся. Он не понял, отчего прекратился град сыпавшихся на него ударов, но решил воспользоваться нежданной помощью и стал колошматить мальчишку, которого держал Ванюшка.