Ардагаст и его враги
Шрифт:
– - Это я, что ли?
– почесал затылок Шишок.
– А ведь и впрямь, когда в полный рост встаю, на вас похож бываю.
– - Да, - кивнул вожак.
– Мы тоже умеем вырастать, как ты, и поднимать в лесу бурю и ветер... Так вот, теперь вы, росы, друзья нам, и вам в наших горах и пещерах нечего бояться.
– - И мы, подземный народ, вам не враги. А какие из вас горняки, мы еще посмотрим, - сказал предводитель гномов.
– - У нас на Днепре больших пещер нет, и под землей мы ничего не добываем. Но если придем когда-нибудь сюда, будем знать и другим скажем: гномы и дикие люди - не нечисть, а
– - От нас, хорватов и гуцулов, особенно. Не страшен нам больше "ночной царь", - добавил Яснозор.
– - Чего там! Мы, росы, со всем добрым, что есть на свете, по-доброму, - тряхнул косматой бородой Шишок.
– - А коней можете себе взять. Нам они ни к чему, а дикие люди только лишних заберут на мясо, - сказал седобородый гном.
Усаживаясь в седло, Ардагунда спросила Вышко:
– - Про Ардагаста ты сказал нарочно, чтобы этого разозлить?
– - Нет. Я видел духовным зрением: жив Зореславич, вернулся к нам.
– - Слышали? Жив наш Солнце-Царь!
– воскликнул Пересвет и ударил по струнам.
Метель все еще выла в заснеженном лесу, но не могла заглушить пения возвращавшихся росов:
Радуйся, Лада, Даждьбога родившая!
Радуйся, ой, радуйся, радуйся!
– - Зову тебя, Флинц, стоящий на кремне, в пещере под священной липой! Зову тебя, Флинц, властный умертвить и воскресить! Не ради смерти - ради жизни зову в эту святую и страшную ночь!
Так, превозмогая вой метели, взывал мертвый волхв, и вторили ему двое живых - Мгер и Вышата. Молча слушали этот зов германцы и росы, и среди них - Андак. Свершилась давняя мечта: он стоял над телом Ардагаста Убийцы Родичей. Но не было в душе князя ни торжества, ни прежней жажды власти - лишь тревога. Что из того, что он, Андак, зять Сауаспа-Черноконного, покорителя венедов, и отец его внуков? Какой из него царь, да еще Солнце-Царь? А царевичи еще так молоды... Только бы не было усобицы, не развалилось с трудом созданное царство! А призрак Саузард вот-вот явится, станет упрекать: слаб, труслив, не думаешь о детях...
Разливалась по снегу кровь принесенного в жертву темно-рыжего коня и тут же застывала под холодным ветром. Ни волхвы, поглощенные обрядом, ни воины не замечали прятавшегося в распадке за Бычьей скалой, под охраной двух песиголовцев, человека в бронзовой короне. Еще деревенским ведуном Бесомир превосходно умел скрывать свои лихие чары. Сейчас он старательно, неспешно разрушал волшебные печати, наложенные на вход в пещеру скифским волхвом и укрепленные Теобальдом. А из "окна" в скале уже доносился звон оружия, ржание коней, скрип колес. Дух кровавого царя венетов рвался на волю.
Вдруг из пламени костра восстала и шагнула вперед исполинская фигура в огненно-красном плаще. Лицо великана было бледным, без кровинки ликом мертвеца, обрамленным черными волосами. В руке пылал факел, а на плече восседал, будто кошка, гривастый лев.
– - Кто звал меня? Кто думает, что достоин жить дважды?
– голос великана звучал глухо и безжалостно.
– - Он не может звать никого, - указал Теобальд
– Его душа погружена в сон колдовским копьем. Это мы, воины и волхвы четырех племен - росов, маркоманнов, квадов и языгов, живые и мертвые, просим тебя: верни жизнь Ардагасту, царю росов.
– - Верни жизнь Ардагасту, царю росов!
– хором повторили собравшиеся.
– - Зачем? Только не говорите мне, что он мало прожил, или добыл мало славы и богатства. Многие из тех, кто пошел за ним, погибли совсем юными и не успели добыть ничего. А его подвигов и так хватит на несколько жизней.
– - Он жил не ради славы и добычи. Он служил Солнцу и защищал всех людей, - возразил Вишвамитра.
– - Да, - горячо заговорил вдруг Арнакутай.
– Я всю жизнь защищал свое племя, ходил в набеги, потом пил вино, наслаждался пленницами и слушал, как хвалят меня певцы. И только теперь, рядом с ним, понял: этого мало. Воин, царь..., человек может гораздо больше!
– - Он всех нас собрал ради святого дела. Я, великий конунг, не смог такого при жизни. Да и не захотел. Кто же заменит его? Не мне, мертвому, вести живых, - сказал Маробод.
Голос великана был все так же безжалостен:
– - Многие славные цари и воины служили Солнцу. И ни один из них не искоренил зла в мире. Одни из них теперь на Белом острове, другие спят в пещерах в ожидании мировой битвы. Этот сон и настиг уже вашего Солнце-Царя.
– - Так уснул наш Мгер Младший - потому что отчаялся уничтожить все зло мира. Но слышал ли кто слова отчаяния от Ардагаста?
– обвел всех взглядом армянин.
– - Нет. Он лишь смеялся, когда я приводил мнения философов о порочности и неисправимости мира. И говорил, что на его век врагов хватит, пока он сам останется таким, каков есть, - ответил Хилиарх.
– - Он мертв, а враги его живы. Разве это справедливо? Разве Нерон больше его заслужил второй раз жить и царствовать? Они с Валентом - враги всему миру. Кто может обратить его в пекло - так это они. Или тебе нет до этого дела? Тогда не Чернобогом ли тебя зовут? И зачем ты пришел сюда?
– смело взглянула Ларишка в безжизненные глаза великана. Сердце царицы сжалось в страхе перед собственной дерзостью. Вот сейчас бог... даже не покарает. Просто уйдет в иной мир. А она останется над трупом мужа. Но чего не умел ее Ардагаст - это унижаться перед богами, даже самыми могучими. Он смирялся лишь перед Правдой, чей золотой огонь пылал сейчас в Чаше, которую держала царица. И рука ее не дрожала.
Улыбка вдруг тронула бескровные губы исполина.
– - Вы не видите всего вашего мира сверху, как мы. Есть четверо способных сделать его бесовским царством: два колдуна, царь и полководец. Двое на Западе, двое - на Востоке. Остановите их, если сможете. Для этого я верну к живым вашего царя. В моем факеле - Огненная Правда. В моем льве - Сила Солнца. Достойного они воскресят, недостойного испепелят.
Великан опустил факел. Пламя его, слившись с рванувшимся навстречу пламенем Колаксаевой Чаши, охватило лежащего Зореславича. Заглушая вой вьюги и крики нечисти, раскатился над долиной львиный рев. Потом бог снова поднял факел. Ардагаст медленно открыл глаза. Ларишка первая бросилась к мужу. С ее помощью он приподнялся на локте, потряс головой и сказал: