Арена. Политический детектив. Выпуск 3 (сборник)
Шрифт:
— Да я что ж… Я очень рад… Мигом… Дизеля только на «Ерше» паршивые, американские, фирмы «Новый Лондон», втрое слабее, чем нужно. Поставили за неимением проектных, так скорость на семь узлов упала…
— Ничего, ничего, на Неве и десяти узлов хватит… Главное, чтоб запустились.
Они шли по Гороховой вдвоем, в открытую, никого не сторонясь и ни от кого не прячась. Да и не было никому дела до двух прохожих в дождевиках, спешивших туда же, куда стремились боевые отряды, а то и просто кучки поблескивающих штыками красногвардейцев.
Впереди — в дальнем простреле улицы — мерк в ранних сумерках золоченый
На парадном лестничном марше они встретили скорбную процессию. Впереди шел кондуктор Чумыш, держа за собой носилки. С носилок свисали полы шинели, с головой прикрывавшей чье-то тело. Офицеры Штаба молчаливой гурьбой спускались по ступенькам, понуро потупив взгляды. Грессер увидел Вадима, он шел рядом с Дитерихсом.
— Что случилось? — спросил их кавторанг, обнажая голову. Дитерихс сделал патетическую мину:
— Не перевелись еще на флоте настоящие герои! Боже, какой был человек!
— Кто? — рявкнул Грессер.
— Подполковник Уманцев. Час назад застрелился в своем кабинете.
Сердце у Грессера тоскливо сжалось. Он хорошо знал этого офицера из отдела морской авиации. Боевой летчик, кавалер золотого Георгиевского оружия за храбрость, он, как и Грессер, служил под Шпицем недавно. Еще вчера он заходил к нему за справочником по кайзеровским субмаринам, и они остроумно пикировались насчет возможностей самолета и подводной лодки в морских войнах будущего и весело сошлись на том, что самолеты в грядущих сражениях будут взлетать с подводных лодок.
Кавторанг не стал спрашивать о причинах рокового шага — в последние дни самоубийственные выстрелы в кабинетах Адмиралтейства раздавались нередко, но Дитерихс словоохотливо пояснил, что час назад Уманцев получил из Ораниенбаума, где базировалась Петроградская школа морской авиации, удручающее сообщение. Группа летчиков-инструкторов, которая тайно готовилась к воздушному налету на Смольный и на «Аврору», была кем-то выдана и арестована матросами. Арестованы все семьдесят летчиков-офицеров. Уманцев, как выяснилось из его посмертной записки, был главным разработчиком и вдохновителем операции.
— Вот так уходят от нас лучшие люди! — сакраментально заключил кадровик.
— Так уходят настоящие офицеры! — кавторанг со значением произнес слово «настоящие» и поспешил отделаться от антипатичного ему лейтенанта. Грессер, в душе считавший себя викингом, недолюбливал немцев вообще, и особенно тех, кто воевал против немцев же. Еще он подумал, что, если его удар по «Авроре» сорвется, ему придется последовать примеру подполковника Уманцева.
«К черту, к черту! — отогнал он мрачные мысли. — Покойника встретить — к удаче. Все будет хорошо. И завтра тот же Дитерихс будет восклицать в коридорах: «Не перевелись еще на флоте настоящие герои!»
— Ты обедал? — спросил он Вадима, удрученно шагавшего рядом.
— Нет, папа.
— Ничего. Ужинать будем на «Ерше». На Ерше Ершовиче, у Петра Петровича! — деланно взбодрился Грессер.
Они шли полутемными коридорами. Электричество отключили, и всюду — на коридорных перекрестках, лестничных площадках,
Надо спешить!
День славы близился к концу.
Свой второй — запасной — наган Грессер извлек из служебного сейфа и вручил сыну.
— Стрелять умеешь?
— Папа! — обиженно воскликнул сын.
— Ну, ну… Я пошутил. Держи. Это мой тебе подарок с началом новой флотской жизни… Андрей Павлович, у вас оружие с собой?
Павлов обескураженно захлопал себя по карманам:
— Вы знаете… С тех пор как я сдал свое оружие в Кронштадте… По распоряжению судового комитета… С тех пор безоружен. Да и на что механику пистолет?
«Голубчик, — хотел было возразить Грессер, — сначала вы офицер, а уж потом — механик…»
Но укором характера не исправишь. Да. и к лучшему, если у Павлова не будет револьвера. Как-то он еще поведет себя, узнав, что «Ерш» потопил «Аврору»… Потопил! — Грессер не позволял себе сомневаться в ином исходе дела. Главное, чтобы Павлов привел подводную лодку в движение. А уж убрать какого-нибудь Митюху-часового — если, конечно, раскомиссаренная команда сочла нужным его выставить — он, капитан 2-го ранга Грессер, сможет сам: приказом ли, пулей ли…
Вдруг осветилось все — вспыхнули люстры, рожки и настольные лампы. И тут же под старинными сводами поплыло, грохоча, ломаясь, множась, эхо выстрелов. Грессер, а за ним Вадим и Павлов выскочили в коридор, но чей-то истошный вопль заставил их замереть на месте:
— Из кабинетов не выходить! Всем оставаться на местах! Оружие на пол!
В Адмиралтейство ломились матросы с винтовками. Они врывались в святая святых российского флота, где с петровских времен решались судьбы сотен кораблей и сотен тысяч нижних чинов. То кровь ударила в думную адмиральскую голову. Апоплексический удар. Потоп! Генмор шел ко дну, как цусимский броненосец.
Грессер затравленно оглянулся — из глубины коридора уже смотрело вдоль кабинетных дверей тупое рыло «максима». Пулеметчик в бескозырке зычно гаркнул:
— Полундра! Кому говорю! По местам!
Оба офицера и кадет нехотя повиновались. Щека у кавторанга отчаянно дергалась. Кронштадт повторялся в самом худшем варианте — он настиг его вместе с Вадимом. Мысль Грессера работала с удвоенной энергией: за себя и за сына. В соседних кабинетах громко хлопали двери, их обитателей уводили…
Вадим снял бескозырку, чтобы вернуть ленте ее законное положение. Он не хотел быть инкогнито перед лицом опасности.