Аргентина: Кейдж
Шрифт:
Марлевая повязка — против «Мрачного воскресенья». Держись, мировой кагал!
Харальд представил себе толпу на вечернем бульваре. Все в масках, все с приклеенными улыбками... Сам в гроб ляжешь!
Бедное сердце не бьется в груди моей, Веки, как свечи, ждут ласки руки твоей, В мертвых глазах ты прочтешьПесня Харальду очень нравилась. Но радостный идиот с его марлевыми повязками мог оказаться очень полезен. То есть не он сам...
— Одну минутку, дамы и господа!
Репортеры задержались ненадолго, всего на четверть часа. Кажется, особых вопросов к профессору Ене у них не нашлось. Харальд встретил всю компанию на улице, прямо у тяжелых дубовых дверей.
— Не желаете ли маленькую сенсацию?
По-английски, чтобы прохожих не смущать. Пока сообразят, пока словарь достанут...
— Меня зовут Марек Шадов. Я могу вам рассказать, кто и как убил рейхсминистра Геббельса.
Скользнул взглядом по растерянным лицам. Еще не поняли, а поняли — не поверили.
— Какое оружие? — негромко спросил тот, кто был старше прочих. Американец? Наверняка!
— Контрольный вопрос? Рейхсминистр был убит из пистолета Борхардт-Люгер 1914 года, карабинная модель. Приклад, диск на 32 патрона, оптический прицел, разрывные пули — австрийские, компании «Альдер». Убит первыми тремя пулями — точно в голову. Стрельба велась из окна третьего этажа Северного корпуса отеля «Des Alpes» — очередями, по три-четыре патрона.
— Oh! — выдохнул американец.
Сын колдуна широко, по-голливудски, улыбнулся. Нам, профессор, ваши повязки ни к чему!
— Откуда мне это известно, дамы и господа? Да потому что я сам и стрелял, да-да, я лично, Марек Шадов. Ну что, поговорим?
Гауптштурмфюрер СС Харальд Пейпер прекрасно знал, чего боятся правители Рейха. Не войны, не блокады, не разрушенных чужими бомбами городов. Им страшно лишь за собственную жизнь, единственную и драгоценную. Потому и подполье бессильно. Листовками не пробить дубленые партийные шкуры.
Террор! Вот самый страшный из призраков, способный вогнать в ледяной пот любого храбреца в черном мундире. Если уж Геббельса не уберегли, что говорить о рядовом крайсляйтере из маленького городка? Ночью, в подъезде, в авто, в собственной квартире...
Дрожите! Марек Шадов и Центральный Комитет Германского сопротивления объявляют войну Третьему рейху. Беспощадную, без пленных и без мирных переговоров. Убивать, убивать и убивать!
Прости, брат Отомар!..
7
— ...Нет-нет, синьорина Анна! Я кофе только по утрам пью.
Мухоловка даже растерялась. Ребенка вином не угостишь — и сигареты на стол не выложишь, тем более, если сама решила завязать.
— Вы
Марека с утра унесло по делам. Анна тоже не скучала. Прошлась по кварталу, забавляя встречных итальянским акцентом, и довольно быстро нашла столярную мастерскую. До Великой войны, когда в этих краях табунами селились художники, там изготовляли рамы для картин, теперь же были согласны на любой заказ. Балетный станок, мадам? С радостью, мадам. Давайте вместе поищем ваше нижнее ребро, мадам[36]. О, мадам, в прежние времена меня женщины хватали не за нос... За ухо, за ухо, мадам!..
В мастерской оказался телефон, и Мухоловка, не тратя времени даром, дозвонилась до нужного магазина. Трико, туфли-«балетки» и модные ныне «джазовки», само собой, с доставкой. Решилось и с зеркалом, тоже по телефону. Парижская жизнь имела свои преимущества.
Вернувшись, Анна навела порядок в комнате-каюте, все распланировала, освободила место. Затем открыла окно и дала себе слово: ровно через месяц выбросить трость, запустив ее прямиком в старое воронье гнездо на платане.
— ...Знаешь, Анна, я танцевать совсем не умею. То есть всякое обычное умею, а танго — нет.
— Не грусти, маленький Вальтер. Я тебя научу.
Улыбнулась — и заставила себя забыть, ненадолго, на тот же месяц. «У вас обязательно получится, мисс Фогель. Не спешите. Время иногда — лучший союзник», — сказал ей полковник Хаус, мастер танго. Только на следующий день Мухоловка сообразила, с кем довелось познакомиться. Рассказать — не поверят. Да и рассказывать некому.
Тут-то и пришла малявка. Бросила у дверей школьный ранец, плюхнулась на стул. На лице такое, что даже расспрашивать не тянуло. В чужую жизнь Анна Фогель старалась не вмешиваться, хотя сразу сообразила, что у Кая и Герды не все складывается просто. Их двое, а где Снежная Королева?
— Я сегодня с Королевой встретилась, — низким, не своим голосом проговорила девочка, и Мухоловка невольно вздрогнула.
— С мамой... Как в тюрьме: у дверей — дед, а за дверями директор школы. И часы на стене...
Всхлипнула, но, быстро справившись, села ровно.
— Я, синьорина Анна, сама во всем виновата. Но дальше — тайна, и не моя, извините. Вы же мне тоже ничего не расскажете, правда?
Секретный агент Мухоловка улыбнулась:
— Встретились два шпиона — и принялись красноречиво молчать. А ты, Герда, поделись тем, чем можешь. Имен не называй...
— Ага, как в сказке, — малявка на миг задумалась. — Это можно, синьорина Анна. Будем считать, что я случайно проговорилась. Я ведь маленькая и глупая, правда? А вы Каю перескажете, потому что ничего не поняли и удивились.
Встала, шагнула к подоконнику, поглядела на зелень платана.
— Я от ящерицы письмо получила, уже третье. Ее арестовали, хотели судить, но потом выпустили. И даже орденом наградили. А еще ей очень-очень плохо, и я не знаю, как помочь. Совсем не знаю!
— Ты ей уже помогла, — негромко проговорила разведчица Анна Фогель.