Аргентина: Кейдж
Шрифт:
— Скажут: «От Джо!»
Три слова — рекорд! Кейдж подумал и пожал крепкую ладонь.
— Слушай, давно хотел спросить. «У-у-у!», «Ы-ы-ы!» Это ты над всеми издеваешься?
Монстр присел на койку и внезапно всхлипнул, словно ребенок.
— Лорен нравится.
Провел кулаком по лицу и еле слышно уточнил:
— Нравилось.
— У-у! — негромко прозвучало над самым ухом. Кейдж удивленно моргнул. Монстр остался в палате, а здесь улица, ровные каменные плиты под ногами, авто у края
— Я-а призрак графини-и-и!
Обернуться он не успел, Мари-Апрель обхватила руками за шею, прижалась щекой к щеке, замерла. Потом, неохотно разжав пальцы, поглядела в глаза и вздохнула огорченно.
— А тебе ни капельки не страшно. Даже если я скажу «Gud’ning».
Кейдж решился — и погладил ее по лицу.
— Я сам сначала немного испугался. А потом сообразил, что я так не только с призраками здороваюсь... Кто ты, Мари-Апрель?
А сам уже в сотый раз проклял дырявую память. Виделись же, разговаривали, рядом стояли! Рыжеволосая, веселая, за словом в карман не лезет... Нет, заклинило.
Девушка, огорченно вздохнув, наморщила нос.
— Это я виновата, Кейдж... Поделом мне! Поэтому будем пока считать, что я из четвертого измерения. Хорошо?
Кристофер Грант кивнул. Кейдж — не Кретьен!
— А возле часовни... Хотела тебя увидеть, но ты был с Мюффа. Сержант чувствует таких, как я... Посторонних. Я вспомнила о призраке. У Тени много обличий, пусть думает, что я — еще одно. Ждать не стала, чтобы он не успел приглядеться. Зачем Авалану две Тени?
Помолчав, взглянула вверх, на низкие серые тучи, поправила воротник плаща.
— Мне нужно перед тобой извиниться, Кейдж. Я тебе не все... Не все объяснила. Наверное, следовало сразу, но очень хотелось, чтобы ты догадался сам... А теперь уже поздно.
Крис открыл было рот, но девушка подняла руку.
— Ты ничего плохого не сказал о своей невесте. И я ничего не скажу о... своем женихе. Но лучше бы мы встретились с тобой, допустим, год назад — там, у Аметистовой башни. Я бы свалилась тебе на голову, схватила бы за плечи и уже не отпускала... Не обиделся?
Потомок кажунов покачал головой.
— Не обиделся, Мари-Апрель. Огорчился! Мне не говорят правды, даже ты. «Gud’ning» — я поздоровался с Тенью, а ты знаешь об этом. Уже полтора столетия город проклят, и никому дела нет. Говорят, небо над нами раскололось. Хоть бы кто закричал! Куда я попал, Мари-Апрель? И что здесь делаешь ты?
Девушка подошла ближе, провела ладонью по глазам.
— Могу лишь сказать о себе. Когда тот, кто тебе дорог, попал в беду, ничто другое уже не имеет значения. Если не можешь спасти, оставайся с ним рядом, даже если небо рушится. Я слабая, и мне страшно, но я останусь с тобой.
Обняла, ткнулась лицом в лицо, губы нащупали губы.
— Я люблю тебя, Кристофер Жан Грант! Жаль, если я так и останусь для тебя призраком чужой невесты.
Красный луч заката разрезал тучи, отогнал прочь. Солнце еще не ушло, тяжелый багровый диск только коснулся неровного горизонта. Небо, утратив синеву, стало серым и плоским. Твердь — и черная трещина посреди тверди. Небосвод словно просел, став ниже, горизонт надвинулся, скрывая
— Что вы хотите от меня, мсье Грант? — устало проговорил рыболов. — Вы уже поняли: бежать некуда, Небо над нами одно. А почему это видят лишь здесь, на нашей проклятой земле, решайте сами. Чем кончится — не знаю, и никто не знает. Может, завтра все развеется туманом, и мы посмеемся над собственными страхами. А может, смеяться будет уже некому.
В башню Кейджа не пригласили, эльзасец спустился к нему сам. Они стояли возле рухнувшей в давние годы стены — каменной россыпи, поросшей травой и колючим кустарником, и смотрели на закат.
— Чем кончится, — повторил Крис. — А с чего началось? И вы, мсье Брока, и ваши родичи не просто так обосновались среди этих руин. И часовня — тоже не просто так. То, что Lapis Exilis — Камень Безупречный — где-то здесь, я уж понял. И то, что это не Грааль, точнее не сам Грааль. Что случилось тогда, в декабре 1793-го?
Изуродованное лицо дернулось. Брока отвернулся, поймав черными стеклами закатный луч.
— Откуда мне знать, юноша? Свидетелей, представьте себе, не осталось. Вы правы, опасно трогать капорет, поэтому Lapis Exilis был очень надежно спрятан и защищен. В серебряном ковчеге хранились обгорелые кости двух рыцарей, которые доставили Камень сюда, а потом вернулись в Монсегюр и были сожжены на поле Костров. Святыми их Церковь, ясное дело, не признавала, — как и сам Грааль! — но предпочитала не вмешиваться. В Риме не хотели, чтобы небо над ними раскололось... Камень же был обшит деревом и служил подножием малого ковчежца, в котором лежали останки. Разбойники сорвали крышку, выбросили прах, а на Камень даже внимания не обратили. Сбросили на пол, принялись грабить дальше. И — все! «Вышел огонь от Господа и сжег их, и умерли они пред лицем Господним». Так ли это, не уверен, но очень похоже на правду.
Кейдж вспомнил слова Натали Кабис. Вот и лодка — уже не тайна. Стеклышки витража в окне часовни складывались одно к одному... Он поглядел на трещину в серой тверди. Небольшая пока, на шрам похожа.
— Но почему так безжалостно, мсье Брока? Может, Иисус и в самом деле сюда не дошел — остановился в Оше?
Рыболов внезапно рассмеялся, громко и зло.
— А с чего вы взяли, юноша, что Грааль — Чаша Христова? А может, это соблазн — губить наивные души? Камень-то Чей, не забыли? Мы можем лишь сдерживать силу, о которой даже не имеем представления. А вам, мсье Грант, посоветую одно: ни во что больше не вмешивайтесь. Предоставьте этих людей их участи. Jedem das seine!
К дому мадам Кабис он подошел уже в сумерках и вначале не заметил, что дверь отворена настежь. Сообразил, лишь ступив на порог. Удивиться не успел. Из темноты появился Мюффа, взглянул невесело.
— Уже знаешь?
Переспрашивать Крис не стал — понял. Пальцы похолодели.
— Здесь у порога она и упала, — вздохнул сержант. — Отнесли наверх, сейчас у нее доктор, но... Жалко ее, Кретьен! Я за кюре, может, еще успею.
Вечер сменился ночью, на булыжную мостовую ступила Мать-Тьма. Ворон встрепенулся, прочистил клюв.