Аргентина: Кейдж
Шрифт:
— Ваша дочь совершеннолетняя, госпожа шеф-пилот. Ей виднее, когда и с кем начинать личную жизнь.
Удар по щеке на миг оглушил. У женщины была сильная рука.
И лишь тогда сын колдуна белозубо усмехнулся.
Хорст Вессель ударил его по лицу при всех, почти без повода, провоцируя потасовку. Знал, что сильнее, а главное — за его спиной маячила колченогая тень гауляйтера Берлина. Расчет прост — за драку с «коричневым» штурмфюрером его, Пейпера, рядового члена партии, мигом выкинут из НСДАП. Он и так считался штрафником, человеком Грегора Штрассера. Смазливый Хорст мог ничего не опасаться.
Драться
— Он будет умирать три дня.
Хорст Вессель скончался после девяти дней агонии — пуля попала точно в рот. Вся же прелесть операции состояла в том, что приказ об устранении отдал лично доктор Геббельс. На похоронах любимца партии («Знамена ввысь! В шеренгах, плотно слитых, СА идут, спокойны и тверды!..») сын колдуна не позволил себе даже усмешки, лишь коротко бросил, проходя мимо гроба:
— Idi, s-suka!
Волк смотрел на женщину-оборотня. Молчал. Взглядом не мерялся, не в глаза — насквозь. Шеф-пилот Мария Оршич умна и тоже не лишена чутья. Невидимые стрелки — железом по жести — отсчитывали долгие-долгие секунды.
— Вы не должны были оскорблять мою дочь, — наконец проговорила Оршич. — К тому же вы женаты. Девочка не на шутку увлеклась, но вы старше, опытнее...
Сын колдуна решил подождать еще немного. Неужели не поймет?
— Странно, на фотографии у вас совсем другая улыбка. И глаза. Мне почему-то казалось, что вы добрый и веселый человек, не такой, как ваш брат...
Умолкла. Взгляд стал иным, уже не гневным — растерянным.
— Не может быть! Будьте вы прокляты! Харальд Пейпер!..
— Вы не дали времени представиться, — как можно спокойнее проговорил он. — Интересно, где была ваша гордость, шеф-пилот, когда вы валялись в ногах у рейхсфюрера? Я не советовал ему отпускать вашу дочь, но мой шеф слишком добр. Кстати, он просил напомнить...
То, что Агроном хорошо знает русский, было служебной тайной. «Oni zhe vse kozly, Harald!» — пожаловался он в редкий миг откровенности. А потом добавил по-немецки: «Особенно Козел».
— Когда рейхсфюрер подписал приказ об освобождении Вероники Оршич, он велел вам запомнить несколько слов. Dolg platezhom krasen, госпожа шеф-пилот! И не надейтесь на Ефрейтора. Он наградил вашу дочь за испытания марсианского ранца, но стоит лишь упомянуть, что она замешана в убийстве Геббельса, он забудет обо всем. Адди очень, знаете ли, чувствителен. А Толстый Герман не станет с ним ссориться из-за какой-то девчонки.
Ее горло дрогнуло, потух взгляд. За какой-то миг женщина постарела на много лет.
— Что вам от меня надо?
— Все, — улыбнулся гауптштурмфюрер. — И я это получу. Если вы, конечно, не хотите, чтобы Вероника Оршич легла под нож в тюрьме Плетцензее. И еще... Вы зря ударили меня по лицу, госпожа шеф-пилот. Знаю, вы били не меня, а моего старшего брата. Так вот, для вас это еще хуже.
Волк Мельник поймал зрачками красный отсвет предрассветной Луны. Оскалился — и завыл.
3
...Раз-два-три! Раз-два-три! Раз-два-три!.. Вальс!
Снова кудри клена желтеют, Ранний иней тронул виски... Кружатся листья в тихой аллее, Расстилая ковер тоски.Голову
Седую прядь на лбу она закрасила еще в Нью-Йорке. И тоже поначалу очень смущалась.
Этот старый вальс Слышал много раз, И опять он звучит в этот вечер. Льется грустный вальс. В этот тихий час Вспоминаю далекие встречи.Вальс и в самом деле грустный, с горькой ледяной памятью («Титаник»!), но преподаватель Академии искусств была очень довольна, и учеником, и собой. Марек танцевал неплохо. Да что там! Замечательно, если представить, что они где-нибудь в провинциальном бальном зале. Раз-два-три! Раз-два-три!.. Гимназистка Анна, ученица выпускного класса, случайно встретила романтического незнакомца по прозвищу Желтый Сандал. Белый танец, она решилась — и пригласила. Раз-два-три!.. На сцену, конечно, еще рано, работать и работать. Именно поэтому сегодня они не в трико, капитан деревянного корабля даже повязал галстук. Хотелось посмотреть, прочувствовать, набросать первые, еще неясные силуэты будущей картины. Вальс, вальс!.. Раз-два-три! Раз-два-три! Раз-два-три!..
Снова слышу в сердце смятенье, Рано тронут золотом клен. И напевает ветер осенний Вальс старинный «Осенний сон».А главное — это именно урок. Сердце бьется ровно, можно думать о танце, о будущем номере, отмечать в невидимом блокноте важные мелочи (стопа! спешит с подъемом!) и не бояться переступить черту. «Вы из железа, Анна!» Конечно, нет. Но справиться с собой она все-таки смогла.
Тучи низко кружат над садом, Сильный ветер гонит листы... Но не грущу я, мы вместе, рядом. Вальс танцуем — я и ты...[65]— Хватит на сегодня, — рассудила она, снимая иглу с черной пластинки. — Я не устала, Марек, хочу подумать. Не догадались, почему вальс? Все просто. «Sposa» — первая часть, это, условно, полька. Раз вы ее знаете, от нее и будем отталкиваться. Вторая, «l’amor nuovo», сложнее, здесь нам поможет именно вальс. О третьей части говорить рано, сама еще не все понимаю. Марек! Ма-арек!.. Что там вы увидели в окне?