Аргентина: Крабат

Валентинов Андрей

Отомар Шадовиц вспомнил родные места. Дорога Курфюрста с ее указателями и каменными орлами у перекрестков вела, куда было нужно курфюрсту, его же земляки добирались до места по прямой. Засеянные поля объезжали, по болоту прокладывали гати. Повозки вязли, лошадей приходилось вытаскивать всем селом... Зато быстрее — и от чужих глаз скрытно.

Значит, и тут ездят. Или в Швейцарии люди другой породы?

Искали недолго. Сразу за Кинталем — пять домов под красной черепицей — между двух хмурых скалистых вершин обнаружился проход, он же проезд, если, конечно, верить местным Вильгельмам Теллям. Не дорога — широкая каменистая тропа, как раз на одну повозку — или на одну

«Антилопу», если очень повезет. Прямо к Эйгеру выехать не получится, но выйдет где-то близко.

Марек посмотрел на тропу, на «Антилопу Канну», на Герду. Та почесала подбородок:

— Рискнем!

Рискнули — и пока везло. Подъем проехали почти без проблем, на второй скорости, временами переходящей в первую, на спуске же, как только горы-стражи остались позади, начало трясти. «Антилопа » вздрагивала всем корпусом, ревела, а временами, когда приходилось нажимать на тормоз, принималась повизгивать. Отвлекаться было опасно, вот Марек и проглядел, как Герда, улучив момент, достала неведомо откуда пачку дрянных местных сигарет.

Объехав очередной ухаб, мужчина вновь покосился направо, в сторону соседнего сиденья. От сигареты осталась ровно половина.

— Выедем на дорогу, заберу пистолет, — рассудил он.

Девочка презрительно фыркнула:

— Забирай! Я про тебя Королеве расскажу. Нет, не про ящерицу, Королеве такое понравится. Про те гадкие картинки, что ты в шкафу за одеждой прячешь. Черная кожаная папка, застежечка медная. И не стыдно?

Язык не показала, однако носом дернула. Марек вновь взглянул на дорогу, отметил взглядом очередной камень, так и норовящий прыгнуть под левое колесо...

— Сильно гадкие? Ты все посмотрела?

Авто вильнуло, недовольно рыкнув мотором. Герда поглядела на окурок и не без сожаления отправила его в окошко.

— Не волнуйся, все! Если другим можно, то, значит, и мне. Зачем тебе такое, Кай? Это же больные люди рисовали. Там только лошади хорошие — синие.

Мужчина кивнул:

— Франц Марк, погиб под Верденом. Еще, если ты помнишь, есть его автопортрет — с трубкой, в коричневой меховой шапке.

«Антилопа Канна» вновь подпрыгнула, недовольно заворчала, но внезапно сменила тон. Марек облегченно вздохнул — тропа пошла вширь, постепенно становясь обычной грунтовой дорогой. Скалы исчезли, сменившись редким альпийским кустарником. Еще чутьчуть — и можно переходить на третью скорость.

— Это не картинки — репродукции. Картины же писали, Герда, не больные, а дегенераты. Их так лично Йозеф Геббельс окрестил. Дегенеративное искусство! Из музеев изъяли, выставлять запретили, а после Олимпиады хотят устроить какой-то цирк с публичным шельмованием. Кстати, тот художник, что нам «Антилопу» раскрасил, тоже дегенерат из самых-самых... А документы ты смотрела?

Третья скорость! Человек и автомобиль облегченно перевели дух.

— Не смотрела, — обиженно проговорила девочка. — Документы — не картинки, это твоя работа. Разве я не понимаю? Кай, а для чего устраивать это... шельмование? И почему они — дегенераты? Зачем обижать? Не умеют люди рисовать — и ладно. Просто не надо смотреть такое на ночь, чтобы страшное не снилось.

Марек смахнул пот со лба, потом подумал и вытащил платок. Считай, прорвались. Вот она, грунтовка до Эйгера! Узкая, двум машинам едва разъехаться, зато ведет прямиком к цели. И пустая, ни черных машин, ни красных.

Выдохнул, рассмеялся легко:

— А мне, Герда, мельница старая снится. И мельник, который не мельник, а злой вредный дух. Он с моим предком разговаривает, но получается так, что это не мой предок, а я сам.

— Здо-о-орово! — донеслось

справа. — Мне бы такое увидеть!.. Твой предок? Который кофе любил? Кай, а скажи что-нибудь на твоем секретном языке.

Марек Шадов притормозил у перекрестка, взглянул, как правила велят, налево, потом направо. Пусто! Выехав на дорогу, остановил авто, повел устало плечами.

— Сказать? Imam veoma dobar dcho, ali pushi kao dimn’jak. Отдохнем?

Положил руку на горячий, словно из печки, ключ зажигания...

— Не отдохнем, Кай. Черная машина — сзади.

***

В горних высях звучат молитвы, В адских безднах — глухие стоны...

Герда пела негромко, почти без выражения. На лице — ничего, взгляд устремлен вперед, на пустую влажную грунтовку, двигались только губы.

...В женском сердце — все арфы рая, В женском сердце — все муки ада...

Черная точка в зеркале заднего вида превратилась в каплю, когда Марек Шадов позволил себе усомниться.

— Может, мы зря? Ну, едет кто-то...

Девочка молча покачала головой.

Путь мужчины — огни да битвы, Цель мужчины — уйти достойным...

Перед тем как запеть, Герда не забыла спросить разрешения. Марек конечно же согласился. Не слишком любимое им танго сразу задало очень нужный в такие минуты ритм. «В гор-них вы-сях зву-чат мо-ли-твы...»

Капля росла, густела, наливалась чернотой, и мужчина понял, что сомневался напрасно. Они! Наверняка ждали у выезда на трассу, потом взглянули на часы, на карту...

Где, скажите, найти ему покой? Ах, где найти покой?

Дальше следовал припев, но Герда им пренебрегла, перепрыгнув сразу на второй куплет:

В этой жизни танцуем танго, После смерти танцуем танго...