Аргентина: Квентин
Шрифт:
— Большое спасибо, княгиня! Я… Я вас провожу.
Между столами — хорошо, если тридцать шагов. Но как не проводить гостью?
Женщина не стала возражать. Кивнув согласно, положила желтоватый лист в общую стопку, как и прежде, левой рукой. Бумага, однако, проявив вредный нрав, скользнула, пытаясь упорхнуть. Не успела — на помощь левой подоспела правая.
— А…
Язык прикушен, но поздно, княгиня Марг услышала. Убрала правую за спину, взглянула строго и спокойно.
— Прошу прощения. Обычно я надеваю перчатку.
…Вместо ладони — большой
— Мэм! — выдохнул бывший сержант, чувствуя, как холодеет спина. — Не понимаю, о чем вы, мэм! Смотрел на бумагу, мэм, боялся, что упадет. Больше ничего не заметил, виноват, мэм!
То, что по-английски, сообразил уже после. Но женщина поняла.
— Вольно! Не стоит передо мной тянуться, лейтенант.
— Мэм! Сержант Перри, мэм! — отрапортовал Уолтер, чувствуя себя полным болваном.
— Я вас младше по званию, сержант. Бумага не упала, все в порядке.
Улыбнулась.
…Ямочки на щеках.
— Так проводите меня, сержант Перри?
* * *
Недальний путь до соседнего столика проделали молча. На свою спутницу Уолтер старался не смотреть. Та заметила, усмехнулась горько.
— Не вините себя. С непривычки и вправду жутко, я плакала целый год… А сейчас наберитесь бодрости, буду вас знакомить.
Столик встретил гостей не слишком радушно. Трое молодых людей (модные пиджаки в клеточку, тросточки, усики) лениво кивнули, забыв представиться. Перри решил не настаивать. Если господин Сиверс походил на шулера, то эта публика годилась разве что ему в подручные — и то исключительно на экране. Иное дело — дама.
Совсем иное!
…Смуглое восточное лицо, тяжелые брови, чувственный рот, острые стрелки-складки у носа. Высокий лоб, широкая сильная шея. Диадема, колье, белый бриллиантовый блеск. Черное платье, густые темные волосы.
Взгляд… Стена и омут, не подпускает и все равно манит.
— У меня очень длинное имя, юноша. Прочтите его на афише. Друзья зовут меня просто — Кирия.
Протянула руку ладонью вниз, на среднем пальце неярко блеснул большой фиолетовый камень. В фильмах про высший свет такие руки надлежало лобызать, причем непременно с поклоном и расшаркиванием. Уолтер скис, но вовремя вспомнил совет одной своей случайной подруги, отнюдь не официантки. Если не хочешь слюнявить чужое запястье…
…Ладонь к ладони. Слегка пожать кончики пальцев…
Яркие полные губы дрогнули.
— Скромное обаяние провинциала! Сегодня вечером я выступаю, приходите. Кстати, я певица. Об этом, вероятно, знает весь мир, кроме… Вы из какого штата?
Трое молодых людей услужливо хихикнули, и Уолтер понял, что самое время исчезать. Но Кирия внезапно встала, резко, рывком. Шагнула ближе, взяла за руку.
— Приходите, мистер Перри. Я знаю про белые лилии и соболезную. Одна песня — ваша. Какую арию предпочитаете?
Уолтер даже не стал раздумывать.
— Танго «Аргентина», если можно. Все три куплета.
В
— Я оперная певица, юноша. Лирико-драматическое сопрано. Но поскольку вам это ни о чем не говорит… «В знойном небе пылает солнце, в бурном море гуляют волны…» Приходите! И обязательно позовите этих веселых небритых самоубийц.
Уолтер охотно кивнул, но тут же вспомнил швейцара-тореадора.
— Здесь можно взять костюмы напрокат, — негромко подсказала княгиня Марг. — Парикмахерская на первом этаже.
Кирия недовольно фыркнула:
— Ни в коем случае! Как говорят у меня на родине, настоящий мужчина должен быть свиреп, волосат и… не пользоваться одеколоном.
Трое с тросточками послушно рассмеялись.
Ха! Хе! Хи!
* * *
— Восхитительные женщины! — уныло молвил Сиверс. — Если бы не дела! Если бы у меня был новый фрак с манишкой! Я помню первый, самый первый концерт госпожи Кирии! Ох, простите за тавтологию, «кирия» — и есть «госпожа». Ах, эти гречанки!..
Встрепенулся, скользнул взглядом по бумагам на столе.
— Увы, какая проза!.. Господин Перри, насколько вы знаете историю России?
— Вероятно, не хуже, чем вы — историю штата Теннесси, — рассудил молодой человек. — В школе мне объяснили, что в России правил жестокий Tzar, который обижал евреев. Но это было давно.
Эмигрант покивал, вздохнул безнадежно.
— Ну естественно! Чего еще ожидать? Но про Колчака вы, надеюсь, слыхали?
На это бывший сержант ответил без запинки.
— Конечно! Колчак — это собака, талисман 27 пехотного полка[60]. Наш капитан был как раз оттуда.
Сиверс открыл рот, захрипел, с трудом выдохнул.
— С-собака? Господин Перри, где тут можно заказать водки? Или коньяку или чего угодно… Стопочку, не больше. А я вам постараюсь рассказать все как можно проще.
Уолтер проникся и сделал знак портье.
* * *
Итак, в России правил Tzar. Он был добрым и хорошим, за что его любили все, кроме горсточки негодяев, в основном поляков и сифилитиков. Мерзавцы бессовестно обманывали простой и наивный народ, пытаясь доказать, что ему, народу, живется очень плохо. Разумеется, все было наоборот, и доброму Tzar’ю приходилось, скрепя сердце, сообразно наказывать негодяев, а заодно и заблудших, что ступили на опасный путь
В апреле 1892 года в Москве был арестован молодой инженер Михаил Бруснев, один из первых социал-демократов России. Мягкосердечный Tzar, изъявив высочайшую милость, не стал его сурово карать. Лишь пожурил слегка, отеческой дланью отправив на несколько лет под замок, чтобы одумался, после чего сослал в Sibirea. Не слишком далеко. Во всяком случае, родиола розовая и остролодочник путоранский там произрастали.
Начало нового века Михаил Бруснев встретил на Новосибирских островах. Севернее были только льды и полюс.