Аргентина: Квентин
Шрифт:
Молодой человек напрягся… Есть!
— «Ночь на Лысой горе». Ведьмы пляшут, сэр! То есть, Лекс.
Консультант кивнул, одобряя.
— Блестяще! Вам надо памятник ставить, Перри. Главное, чтобы это случилось не сейчас, а лет через шестьдесят… Мусорский во время работы разогревался водкой, по чуть-чуть. А напивался после — шампанским. Я сейчас на первой стадии.
Молодой человек это уже понял. Лекс был в пижаме и тапочках, во рту дымилась папироса, на столе громоздились газетные подшивки, ножницы, клей, несколько самопишущих ручек и, конечно, книги,
Консультант, не глядя, плеснул в посуду, передал рюмку гостю.
— Что не стреляли, понял. С кем подрались?
Перри потер подбородок.
— Лейтенант. Не знаю, как это точно называется. Контрразведка, наверное.
— Достойно.
Выцедил рюмку, упал в кресло, затушил папиросу в пепельнице.
— Ну?
— Три установки, три параболоида, оборудование для шести шахт. Обещают оплатить. Тут проблема, Лекс. Чек я вам уже выписал, но если сочтут сумасшедшим, выплату могут приостановить.
Консультант взглянул кисло, дернул утиным носом.
— Кого сочтут? Меня, вас, лейтенанта, которого вы побили? До среды еще есть время, и докладывать я пока не готов. Так что примите эти шахты как данность. В ваших книжках среди прочего говорится о гравитационном оружии.
Уолтер почувствовал себя очень плохо.
— Сэр! То есть Лекс. Гравитация — это Ньютон. Яблоко падает, потому что притягивается Землей!
И опрокинул рюмку.
— Ньютон, вы правы.
Утконосый выплюнул окурок, медленно встал, шагнул ближе.
— А еще — Эйнштейн. А еще физико-математический факультет в Льежском университете, который я окончил. То, что написано в этих книжонках — беспросветная чушь[72]. Но эту чушь вроде бы уже применили в Судетах, на границе Чехословакии и Рейха.
— В Чехословакии находится шесть установок, — оттарабанил бывший сержант. — Четыре — в Судетах, две — в Тешине.
Со стола словно сама собой взлетела большая карта Европы, зашелестела, послушно развернулась.
— Радиус поражения одной шахты — пять-шесть километров. Шахты сдвоены, установка и ее главная часть — параболоид, могут перемещаться по подземной галерее, что обеспечивает безопасность и внезапность удара. Дорог и в Судетах, и у Тешина не так много, значит, танки, кавалерия и пехота будут остановлены и частично уничтожены…
Карта с шорохом упала на пол.
— Лучше идите, Перри. Встретимся в среду, надеюсь, тогда я буду готов объяснить вам все более внятно. И постарайтесь больше ни с кем не драться.
— Погодите! — заспешил Уолтер. — Параболоид, что это?
Консультант, негромко застонав, подошел к столу, выдернул чистый лист бумаги. Резкий взмах карандаша.
— Вот!
То, что увидел Уолтер, очень напоминало пустую рюмку, только с острым дном.
— Не понимаю!!!
Лекс скомкал рисунок, вернулся обратно, взялся за бутыль.
— Катитесь отсюда и не мешайте. Только, пожалуйста, Перри, будьте осторожнее с мужчинами
Это был уже перебор. Не двадцать два, а все двадцать пять.
— Идите вы к дьяволу!!!
Бутылка глухо ударилась о ковер. Уолтер опомнился, провел ладонью по лицу. Заговорил быстро, словно жалуясь:
— Извините, Лекс, не хотел. Но вы неправы, неправы! Никто меня не соблазнял, и гризетки не присылали, и… И если бы вы знали, что она, Марг, сказала мне…
—…утром, — невозмутимо подхватил консультант. — Бить меня не будете, Перри? Очень, знаете, не люблю. Первый раз меня избили немцы — прикладами в 1914-м. До сих пор кости ноют. Она вам сказала: «У тебя есть последний шанс, мальчик». Мы можем забыть эту ночь навсегда, вычеркнуть из памяти. Звонить мне не надо, просто приходи вечером.
Уолтер открыл рот, попытался выдавить нечто связное.
— А-а…
Получилось не хуже, чем у тезки. Лекс покачал головой.
— Скучно с вами, Перри. Почитали бы романы про шпионов, что ли. Или фильм посмотрели с Гретой Гарбо. Интересный очень, «Мата Хари» называется. А гризетка будет, не волнуйтесь.
Бутылку поднял, вернул на стол, подтянул пижамные штаны и плечом вытолкал гостя из номера.
7
Ледяной ветер дул с Эйгера. Черное слилось с черным, горный силуэт исчез, проглоченный навалившейся на мир тьмой. Но даже невидимый за густой непроницаемой завесой великан не позволял о себе забыть, каждым стылым вздохом напоминая людишкам-букашкам: «Здесь я, здесь!» Холодный воздух кусал за пальцы, забирался под воротник, щипал за щеки.
Эйгер-Огр в этот вечер был особенно зол.
Уолтер запахнул пиджак и чуть ли не впервые в жизни пожалел, что не курит. По крайней мере, нашлось бы дело. Вышел из теплого холла на ступеньки, глотнул ветра, достал пачку папирос. А он стоит себе без толку и мерзнет.
Надо идти к Марг.
Нет, к Марг идти нельзя.
Черная тьма внезапно расступилась, из неведомой дали прорезался неясный мерцающий свет, и мир стал огромной шахматной доской. Черные клетки — густая тьма, белые — тусклое сияние. Все как положено, только фигура одна — он сам, Уолтер Перри. То ли всадник на Коне, то ли обычная Пешка. Вокруг столпились игроки, перешептываясь и протягивая руки, но Квентин смотрел только вперед. Кто бы им ни ходил, не подталкивал в спину, сражаться и умирать все равно Рыцарю. И отвечать за все — тоже.
Если он не пойдет, это будет еще одна измена.
Рыцарь взмахнул волшебным плащом, прогоняя видение, но тьма не вернулась. Вместо квадратов-клеток — бесконечная серебряная лента, врезанная в звездный простор. Filo di Luna, путь в Небеса. Дорога — и одинокая тень на ней.
— Я тебя предал, — склонил голову рыцарь.
— Я тебя предала, — откликнулось чуть слышное эхо.
Он собрал все силы и крикнул, надеясь, что услышат Небеса:
— Я тебя спасу!
Эхо молчало, тишина сливалась с темнотой, призрак серебряной дороги медленно гас, но вот послышалось еле-еле различимое: