Аргентина. Нестор
Шрифт:
Соль вновь включила радио, настроилась на волну Москвы, Из наушников тяжелым молотом ударило:
Nas utro vstrechaet prohladoj,Nas vetrom vstrechaet reka.Kudryavaya, chto zh ty ne radaVeselomu penyu gudka?Сделала тише, пытаясь выловить знакомые слова. Бесполезно! Совсем чужой, непонятный язык, и страна такая же, чужая и непонятная. Даже с Китаем больше ясности, там Чан Кайши проводит модернизацию
А еще в СССР запрещено верить в Бога. Отец как-то показал ей русский журнал с жутким названием «Bezbozhnik». Соль, полистав его, рассудила, что такое могут публиковать лишь поклонники Сатаны. Отец считал иначе. По его мнению, в бывшей Российской империи возродилось новое язычество с вечно живым богом в гранитном мавзолее и его пророками, между которыми то и дело начинается борьба за самое верное толкование заповедей божьих. Коммунизм же – не реальное общество будущего, а обетованный рай, Ирий с молочными реками и берегами из киселя. И это тоже казалось непонятным. Тысячу лет назад такое бы никого не удивило, но язычники в ХХ веке? Или Россия ничем не лучше Центральной Африки, где до сих пор едят миссионеров?
Сейчас Красная армия стоит на польской границе – язычники против самого католического народа Европы. Кому сочувствовать, на чьей стороне правда? Ответ вроде бы ясен, но крестоносцы, уничтожившие Монсегюр, тоже считали себя католиками. Сатанистами для них были «чистые», ее предки!
В «Хранилище» – полный порядок. Всего-то и понадобилось – изучить инструкцию и поколдовать с пультом. Стало даже лучше, чем прежде, пусть и совсем ненамного. Гора по-прежнему давит на плечи, но дышать уже можно.
Бьет барабан, красотки смотрят вслед. Вперед, солдат!
– Так вы действительно русский?
На этот раз усомнился не унтер, а целый… одинокая звездочка на погоне… обер-лейтенант. Еще один в такой же форме, но с пустыми погонами, на подхвате. Молчит, сигаретой занят.
Лампа, пепельница, стол, два стула. Александру Белову достался табурет. Темные шторы на окнах и густой дух хлорки. Это от костюма, чистого, выглаженного и почти по росту. Все-таки уважили.
Еще один маленький столик для унтера-стенографиста возле самого окна. Пишет служивый, нос от бумаги не отрывая.
– Русский, – вздохнул замполитрука. – В родне, кажется, чуваши, больше никого.
В третий раз спрашивают. И не лень им!
– Что случилось с жареным цыпленком?
А это уже курящий с пустыми погонами. По-русски, без малейшего акцента.
Александр пожал плечами.
– Поймали, арестовали, велели в карцер посадить.
Ответил тоже на родном и не сдержался.
– Вам,
Офицер с пустыми погонами (лейтенант?) хохотнул и с удовольствием затянулся.
– Все три варианта выучили? Нет, господин Белов, мы вас не на знание русского проверяем.
– Русский можно выучить и в Польше, – пояснил «обер», понятно, по-немецки. – Особенно если вы из эмигрантов.
Александр наконец-то сообразил. Бритва Оккама! Если кто-то перешел немецко-польскую границу, чьим шпионом он должен быть?
– Не из эмигрантов.
Встал, поглядел прямо в глаза русскоязычному:
Под Кенигсбергом на рассветеМы будем ранены вдвоем,Отбудем месяц в лазарете,И выживем, и в бой пойдем.Молодой поэт Симонов ему нравился. Уж всяко получше, чем гении из ИФЛИ, у которых и рифмы порядочной не найдешь.
Святая ярость наступленья,Боев жестокая страдаЗавяжут наше поколеньеВ железный узел, навсегда.Офицер взгляд выдержал, лицом не дрогнул.
– Вставать не надо, господин Белов. А если соберетесь «Интернационал» исполнить, то предупредите заранее.
«Обер», не говоривший, но явно понимавший, криво усмехнулся.
– Симонова можно и в Польше прочитать… Ладно, продолжим. Вы заявляете, господин Белов, что являетесь военнослужащим РККА. В таком случае, назовите номер части и место службы.
Александр мысленно возмутился (еще чего?), но тут же сообразил, что номера части просто не помнит. Некогда было заучивать.
– Служил в Логойске. Минская область, Белорусская Советская Социалистическая Республика…
Офицеры молча переглянулись.
– …Больше о своей службе говорить ничего не намерен. Я не военнопленный. Границу действительно нарушил. Виноват – отвечу.
– Логойск, – невозмутимо повторил «обер». – У вас лётные петлицы…
– 5-й ЛБАП, батальон аэродромного обслуживания и строители, – подсказал русскоязычный. – Тот самый аэродром…
Не договорил, но взглянул со значением. «Обер» кивнул.
– В таком случае, господин Белов, изложите обстоятельства вашего появления на территории Рейха, причем желательно очень и очень подробно.
Щадить и выгораживать польских панов, матерых врагов отечества мирового пролетариата, Александр не собирался. Раз межимпериалистические противоречия существуют, значит, их следует использовать. Но и опаску имел. О своих – никаких подробностей, начал прямо с кромки летного поля, где встретили его диверсанты. Все, как и учил сосед по подвалу: не «поляки», а «неизвестные в советской форме, говорившие по-польски», не Каунас и не Ковно, а «Ковно, как мне сказал Фридрих». И про убитых умолчал. Стрелять – стрелял, а о результатах ему не доложили.