Аргентинец

Барякина Эльвира Валерьевна

Дикая резь в животе. Белый потолок, яркая лампа. Доктор в марлевой повязке.

— Картина ясная — перитонит… Вам, сударыня, нужна срочная операция.

Обстрел, паника. Пробегая мимо, кто-то сказал:

— Эту нельзя оставлять: умрет. Попробуем довезти до Свияжска.

Дорога, трясущаяся телега… Боль такая, что хочется швырнуть себя головой о камни, чтобы выбить сознание. А потом ничего, кроме ватной слабости… Еловые ветви сходились над дорогой, как своды. На

них гирлянды дождевых капель — всё сверкало, переливалось; сквозь деревья — косые лучи солнца и пар.

Жору с Еленой наверняка арестовали…

Доктор сказал: ни в коем случае не давать ни есть, ни пить.

Мама, помнишь, как мы пили чай у самоварщиц в Александровском саду? Там под соснами были врыты столики и скамейки; тетки — нарядные, в вышитых рубахах, в платках, повязанных так, что концы торчали надо лбом будто рожки:

— Чайку не угодно ли? Ко мне, пожалуйста!

На красных скатертях — стаканы, крынки молока, хлеб под льняной салфеткой. Из самоварной трубы — густой белый дым… Чай с брусничным листом… вкусный…

Силуэт Клима на фоне темно-синего неба за окном. Он прижался небритой щекой к Нининой руке:

— Не бросай меня…

Потом заговорил по-испански — едва слышно, настойчиво, повторяя одни и те же слова, как молитву.

Хмурое утро, ветер, пар'oм, забитый беженцами. Клим держал Нину в объятиях, стискивал зубы каждый раз, когда судно натыкалось на волны от идущих впереди пароходиков.

— Вот он, наш Свияжск! — воскликнула маленькая монахиня в очках.

Нина повернула голову. Из воды поднимались зеленые берега сказочного острова Буяна. Над белыми церквами ворочались темные тучи, а из прорех в небесах спускалась яркая двойная радуга.

Глава 25

1

Саблин достал из кармана фляжку с разведенным спиртом, глотнул, вытаращил глаза: «Ох, смертельная штука!» — и снова приложился к горлышку. Вот уже который день он был пьян.

Любочка проводила его на фронт по всем правилам: поплакала, надела на шею ладанку, перекрестила:

— Береги себя!

Вот уж чего Саблин не желал! Он твердо решил, что большевики не дождутся от него помощи. Пусть убьют — смерти он не боялся. Спирт — слава тебе, господи, — борется не только с инфекцией, но и с инстинктом самосохранения.

Саблина не довезли до Казани и высадили на гор'e-полуострове Свияжск, где располагались древние монастыри с посадами. Насельников оттуда выгнали, решив приспособить постройки под госпитали и казармы.

— Выбирайте любое свободное помещение, — сказали Саблину в комендатуре. — Вам придется создавать все с нуля — от земской больнички мало что осталось. Скоро начнут прибывать раненые — приготовьтесь, съездите на станцию за лекарствами, найдите себе помощников.

Если вам что-то нужно, дайте знать.

Саблин долго бродил по пустым улицам, смотрел из-под ладони на золоченые кресты, на Никольскую колокольню со старинными часами. Сторож, старичок лапотник, разрешил ему подняться наверх.

Саблин добрался до колоколов. Ветер такой, что закладывало уши. Над мостовой поднимались пылевые вихри.

Купола, тучи… Вдалеке за Волгой виднелась стена дождя.

Саблин отступил от парапета, задел ногой веревку, и над головой протяжно ударил колокол. Сторож ахнул:

— Вы меня с пьяных глаз под арест подведете! Ну как комендант подумает, что я в набат ударил?

Спустились вниз, заглянули в монастырское училище, в тюремный замок, в гимназию — куда ни глянь, везде грязь и разорение. Саблин обогнул дом городского главы и выбрался на откос.

— А вот за это, Господи, должно быть стыдно! — прошептал он, изумленно глядя на десятки плывущих к берегу судов.

Он снова потянулся к фляжке, глотнул, утерся рукавом. Буксиры, паромы, весельные лодки… Военные и беженцы заполонили все пространство вокруг пристани, потекли по деревянной лестнице наверх. Крики, бряцанье оружия, ржание лошадей…

— Врач есть? Где врача найти? — металась по берегу монахиня в очках.

— Вот он! — показал пальцем сторож.

Монахиня подскочила к Саблину, схватила его за плечи и тут же отпрянула:

— Да он пьян, как сволочь!

На край откоса одни за другими поднимали носилки с ранеными.

— Десять, двадцать, тридцать… — считал Саблин тела в окровавленных бинтах.

— Вы доктор? — подбежала к нему сестра милосердия. — Куда людей пристроить?

Саблин смутно взглянул на нее:

— В гимназию, здесь недалеко… Дедуля, — позвал он сторожа, — покажи им, куда идти.

Лекарств нет, персонала нет, ничего не оборудовано…

— Морфию!.. Воды!.. Где доктор?!

По лестнице поднялся человек с мертвой женщиной на руках.

— Сейчас Матрену мою с парома выведем и поедем, — сказала ему монахиня и побежала вниз.

Человек положил женщину на траву у забора, снял с себя длиннополое пальто, накрыл ее.

— Клим, это вы?! — позвал доктор и, пошатываясь, направился к нему. — Что вы тут делаете? Кто это? — Он наклонился над женщиной и охнул.

Землисто-серые губы, запавшие глаза — трудно было поверить, но это была Ниночка Одинцова. Саблин взял ее за запястье: пульс едва прощупывался.

Клим повернул к нему искаженное лицо:

— Врач из Казани сказал, что это перитонит. Обещал сделать операцию, а сам сбежал…

Саблин хлопнул себя несколько раз по щекам, пытаясь выбить из головы пьяный угар. Перитонит, черт возьми… Что с ним делать, когда у тебя никаких инструментов, кроме перочинного ножа?

— Если есть лошадь, надо везти Нину Васильевну на станцию, в больничный корпус, там, может, хоть шовный материал есть. Иначе… ох, да вы сами все видите!