Аргонавты вселенной
Шрифт:
— Потому ешьте и пейте скорее!» — И он подал им наглядный пример.
Впрочем, проголодавшиеся Елена и Мукс и не нуждались в особенном уговаривании.
Горянский передвинул рычаг двигателя еще на миллиметр и увеличил ход.
Земля в окне утратила свою выпуклую форму и представлялась громадным мерцающим плоским диском. Она была похожа на сияющий светлый щит; контуры материков нечеткими линиями испещряли его поверхность.
Солнечные лучи, не сдерживаемые никакой атмосферой, проникали сквозь окна внутрь.
Хотя снаружи царствовал страшный
Сквозь маленькое окошечко в корме можно было видеть массы газа, выходившего из реактивной трубы, широко стлавшегося позади «Победителя», как хвост кометы.
— «Мне хочется спать Елена! — Поговори сама с Чем-бертом насчет Мукс а, а я немного вздремну.
— Следи за хронометром и каждые полчаса — не раньше — передвигай рычаг вперед на миллиметр, но смотри — не больше!.. — И он показал ей, как это делать.
— Сумеешь, Елена?»
— «Думаю, что сумею…» — ответила та.
— «Тут еще будут разные фокусы с тяготением, но ты не бойся: это — ерунда!.. Впрочем, если что-нибудь будет нужно, разбуди меня…»
Он вытянулся на диване во весь рост и через минуту заснул…
ГЛАВА 8
Через пространство
Елена сидела возле двигателя и смотрела задумчиво в окно на все уменьшавшийся земной диск…
Уже с час тому назад она переговорила с Чембертом, сообщив о нахождении Мукса в ракете, и Чемберт поздравил Елену с увеличением ракетного народонаселения; он прибавил, что туземцы острова плохо примут это известие, так как это подтвердит их подозрения, что Чигринос отправил Мукса в жертву луне; от этого могли произойти большие неприятности на острове; Чемберт прибавил, что как-нибудь постарается это уладить.
Елена сообщила, что в ракете все благополучно, что она у машины, а Горянский спит.
Чемберт просил его не будить, и разговор закончился. Мукс тоже заснул, прикорнув на соседнем диванчике…
Елена бодрствовала одна в ракете…
Прозвенел негромкий сигнальный звонок хронометра, отмечавший истекший час…
Елена методически передвинула рычаг и снова вернулась к своим мыслям…
Земной диск все таял и таял в окне…
— Что-то ждет их там, на луне, к которой они стремятся?
Внутри ракеты было поразительно тихо; в тишине раздавался лишь мягкий ритмический стук хронометра и сонное дыхание спящих…
На одну секунду Елена с изумительной отчетливостью вообразила себя висящей между двумя мирами в этой маленькой стальной коробке, мчащейся с необозримой скоростью в неведомое; она ощутила на мгновенье свою страшную оторванность от городов, от земли, от живых людей… Она вспомнила Париж, явственно увидела Елисейские поля, услышала шум, движение экипажей и говор толпы, подумала, что никогда больше, может быть, этого не увидит и не услышит, представила себе, что она одна, безгранично одна в ужасающем безмолвии пространств, и ей стало страшно; жуть, как в детстве при чтении страшной
Вот распадаются тонкие хрупкие стены ракеты, и она, Елена, падает в пустоту…
Она видела, как падает ее тело, она судорожно ищет воздух в безвоздушьи…
Невообразимый жестокий холод зажимает сердце… Вот маленьким ледяным комочком несется без конца, будет носиться ее тело в пространстве…
И ее передернуло: — ракета показалась ей гробом, а спящие Горянский и Мукс похожими на трупы…
Да, несомненно, — они обречены, — возврата нет!
Куда и зачем понесло их в пустоту, куда-то на далекую луну?
Ведь это возможно только в детских фантастических романах; кому и зачем это нужно?
Разве плохо простое скромное счастье там, на земле: просто жить, как все, — любить, — иметь детей от него; она представила себе, что у нее — маленький, и лицо ее потеплело…
К чему же эта гордость мыслей, эти взвивы и взлеты, при которых так легко, так неизбежно погибнуть?.. Нужен ли вообще весь наш прогресс, вся цивилизация, вся наша техническая культура, — ведь ракета — лишь звено в цепи изобретений; — прибавят ли они простой человеческой радости хоть на йоту?
Елена взглянула в лицо спящему Горянскому и вдруг почувствовала, что ее сомнения распадаются, как карточный домик…
Она вдруг, как-то сразу, представила себе, что здесь вот, рядом с нею, в этой маленькой железной клетке, затерянной в пустоте, на плюшевом диванчике лежит и дышит живой гений.
Да, это — не только ее Володик, большой, картавящий, ласковый, немного несуразный, который целует и обнимает и с которым так сладко и хорошо во время последних стыдных ласк; это не только — теплое живое тело, к которому истомно ночью прижаться, это еще — гений!..
Да, гений!..
Возможен ли он?
Перед глазами Елены — вереницы безумных, кидающих вызов за вызовом неодолимой стихии:
Первая искра… огонь… первый топор… первый рычаг… приручение животных… пар… первая паровая машина…
Уадс… Стеффенсон… Фультон… Эдиссон…
Пароходы… паровозы… аэропланы…
Рельсы и провода, опутывающие землю…
Гигантские башни и кружевные мосты…
Электричество, радио и все величие, вся мощь современной техники и культуры: библиотеки, музеи, груды картин и статуй, изящные платья, красивая вкусная еда; свет и тепло в жилищах…
Книги… много книг… а в них такие изящные, такие красивые мысли, такие образы, такие песни о любви, от которых жить и радоваться еще слаще…
Театр; создания творческой прихоти, оживающие на сцене, объединяющие толпы в один порыв, в одно великое наслаждение искусством, идеей, ослепительной и острой, возносящей личности, и двигающей массы…
Стройные изящные системы мыслей, похожие на величественные замки…
Гений! Да, — гений!..
Он наполняет вкусом и смаком жизненные игры, он вливает смысл и увлечение в мерцание будней…