Аргонавты вселенной
Шрифт:
Десять минут прошло — Горянского не было… Елена велела вознице ждать и сама, волнуясь, пошла к лаборатории.
Елена совсем не представляла себе, что будет делать Горянский, но твердо решила, что бы ни случилось, — помогать ему до конца, даже если придется рисковать жизнью.
Она хорошо помнила наставления Горянского и потому старалась идти как можно более шумно, — нарочно шаркала подошвами, а, подойдя ближе, стала неуверенно напевать вслух серебристым голоском модную шансонетку…
Приближаясь, она заметила, как влево
Взгляд в сторону показал, что света в окнах Горянского не было: он или же спал или нарочно не зажигал света. Елена снова запела, уже громче (она решила демонстративно разыграть девушку с бульвара, идущую на свидание) и стала громко стучаться в дверь:
— «Эй, вы там!.. Кто там есть?!.. Мосье!» — восклицала она ненатурально грубовато.
— «Отворите!.. Я не привыкла ждать — мои друзья всегда меня дожидаются!..
— Если приглашаете, то отворяйте!.. — А то я уйду!» — и она опять застучала… Ответа не было.
Вдруг послышался шум — будто упало что-то тяжелое… Через секунду страшный грохот и треск лопнувших стекол наполнили воздух.
Елена в ужасе отпрянула от двери — этого она не ожидала — громадный клуб желтого пламени показался из окна! Дым, густой и смрадный, повалил вместе с пламенем из окон и сквозь щели дверей…
Снова грохот, — еще взрыв — и пламя, сразу усилившись вдвое, лизнуло крышу…
Стало светло, как днем. В страшном испуге, забыв всякие инструкции и все на свете, полная ужаса за участь Горянского, Елена принялась изо всех сил ломиться в лабораторию, оглашая воздух криками…
— «Помогите!.. Пожар!.. Спасите!..» — кричала она, как безумная, и билась о дверь, до крови изранив маленький изящный кулачок, но никого не было вокруг и никто не приходил к ней на помощь.
Неожиданно она почувствовала, что кто-то тронул ее сзади за плечо — оглянулась: какой-то человек невысокого роста, в статском, с физиономией, точно помазанной маслом, стоял возле нее. — «Сыщик!» — подумала Елена (кроме него, никого не могло быть поблизости)…
… — Да не все ли ей равно сейчас, сыщик это или святой — нужно спасать Володю. — Умоляюще кинулась к человеку в статском:
— «Мосье, умоляю вас!.. Помогите!.. Здесь горит человек!.. — Мой знакомый… Я шла к нему в гости… Он сгорит заживо!.. У него, очевидно, что-то случилось, — помогите!.. Спасите!.. Позовите кого-нибудь!.. Я с ума сойду!..»
— «Успокойтесь, мадемуазель», — отвечал ей человек в статском, — нас тоже интересует и уж не в меньшей степени, чем вас, ваш знакомый…
— Поверьте, что мы не дадим ему сгореть — он нам очень нужен…
— Успокойтесь!..
— Да, — прибавил он с ехидной улыбочкой — вам, милочка, выпало на долю очень жаркое, слишком жаркое свиданье!..
— Ну, успокойтесь же — я бегу за помощью!..» — и он быстро и ловко, немного приседая, по-заячьи, побежал вдоль переулка и скоро скрылся из глаз следившей за ним безнадежным взглядом Елены.
В отчаяньи стояла она перед дверью и думала, что вот еще вчера разговаривала с Володей, живым и здоровым, и смеялась, а вот сейчас, может быть, он лежит рядом, в нескольких шагах от нее, за стенами этого несчастного здания, — мертвый, погибший мучительной страшной смертью!
И еще думала, что никого в жизни уж не будет так любить, как Володю…
Вдруг!.. Тихонько приотворилась дверь, — из-за нее осторожно выглянуло беззвучно смеющееся лицо Горянского.
— «Володя!.. — захлебнулась Елена неожиданностью, радостью и светлым испугом.
— Так это — мистификация?!.. Так это — ты сам, нарочно?!.. А я-то испугалась до смерти!..»
— «Шпик ушел?» — быстро спросил Горянский.
— «За помощью побежал, — за пожарными… Я его сама просила», — улыбнулась Елена.
— «Да, я видел из окошка, как он помчался зайцем… Ну, бежим, Елена! — у нас мало времени, а шпик проклятый может вернуться…»
Горянский аккуратно затворил дверь, повернул ключ два раза, вынул его и положил в карман; потом взял Елену за руки, привлек к себе и они поцеловались нежно и бурно и побежали, держась за руки, как дети, от пылавшей факелом лаборатории, освещавшей все вблизи, — во мрак, туманный и липкий, но казавшийся им светлым и приветливым, как их будущее…
Через минуту фиакр бешено мчал их по плохо освещенным улицам предместья…
Скоро потянулись светлые, пылавшие электричеством и газом, площади и бульвары, промелькнули, ослепительные днем и ночью Елисейские поля, и через полчаса Горянский вслед за Еленой подымался по лестнице на пятый этаж, мимо изумленной консьержки, которую не мог привести в себя даже золотой пятифранковик, деловито опущенный в ее ладонь Горянским, решившим разыграть галантного денди.
Только, когда он вошел к Елене, только когда опустился на диван в уютной маленькой простой комнатке, он почувствовал внезапно страшную слабость, разбитость, жаркую сладкую истому и усталость во всем теле.
Это его удивило: ведь он спал перед этим весь день, весь вечер, — почти до самого пожара…
— «Володя, что с тобой, милый? — сказала прижавшаяся к нему было Елена, изумленно отодвигаясь.
— О тебя обжечься можно, ты весь горячий, как огонь…
— Да у тебя ведь страшный жар!»
Мысли Горянского путались, ему стало казаться, что он еще в горящей лаборатории.
— «Уйди, Елена!.. Уйди!.. Горим!..
— Горячо!.. очень горячо!.. ключ затерялся — не отворить…